Джордж Буш и все-все-все. Глава 2
Коваль И.Г.

— Вы сюда приехали, чтобы записывать сказки, понимаете-ли, а мы издеся работаем, чтобы сказки сделать былью, понимаете-ли!
(товарищ Саахов Б.Г., бывший заведующий райкомхозом одного отдаленного горного района)


ГЛАВА,
В КОТОРОЙ БУШ И ШАРОНЧИК ОТПРАВИЛИСЬ НА ОХОТУ И ЧУТЬ-ЧУТЬ НЕ ПОЙМАЛИ БУКУ-САДДАМА


Лучший друг Джонни-Буша, крошечный Шарончик, жил в большом-пребольшом доме, в большом-пребольшом дереве. Дерево стояло в самой середине Леса, дом был в самой середине дерева, а Шарончик жил в самой середине дома. А рядом с домом стоял столбик, на котором была прибита поломанная доска с надписью, и тот, кто умел немножко читать, мог прочесть:

Посторонним В.

Больше никто ничего не мог прочесть, даже тот, кто умел читать совсем хорошо.
Как-то Колин Пауэлл спросил у Шарончика, что тут, на доске, написано. Шарончик сразу же сказал, что тут написано имя его дедушки и что эта доска с надписью — их фамильная реликвия, то есть семейная драгоценность. Колин Пауэлл сказал, что не может быть такого имени— Посторонним В., а Шарончик ответил, что нет, может, нет, может, потому что дедушку же так звали! И «В«— это просто сокращение, а полностью дедушку звали Посторонним Вилли, а это тоже сокращение имени Вильям Посторонним.
— У дедушки было два имени,— пояснил он,— специально на тот случай, если он одно где-нибудь потеряет.
— Подумаешь! У меня тоже два имени,— сказал Колин Пауэлл.
— Ну вот, что я говорил!— сказал Шарончик.— Значит, я прав!

Был чудесный зимний день. Шарончик, разметавший снег у дверей своего дома, поднял голову и увидел не кого иного, как Джонни-Буша. Буш медленно шел куда-то, внимательно глядя себе под ноги, и так глубоко задумался, что, когда Шарончик окликнул его, он и не подумал остановиться.
— Эй, Буш!— закричал Шарончик.— Здорово, Буш! Ты что там делаешь?
— Охочусь!— сказал Буш. — Охотишься? На кого?
— Выслеживаю кого-то!— таинственно ответил Буш.
Шарончик подошел к нему поближе:
— Выслеживаешь? Кого?
— Вот как раз об этом я все время сам себя спрашиваю,— сказал Буш.— В этом весь вопрос: кто это?
— А как ты думаешь, что ты ответишь на этот вопрос?
— Придется подождать, пока я с ним встречусь,— сказал Джонни-Буш.— Погляди-ка сюда.— Он показал на снег прямо перед собой.— Что ты тут видишь?
— Следы,— сказал Шарончик.— Отпечатки лап!— Шарончик даже взвизгнул от волнения.— Ой, Буш! Ты думаешь... это... это... страшный Бука-Саддам?!
— Может быть,— сказал Буш.— Иногда как будто он, а иногда как будто и не он. По следам разве угадаешь?
Он замолчал и решительно зашагал вперед по следу, а Шарончик, помедлив минутку-другую, побежал за ним. Внезапно Джонни-Буш остановился и нагнулся к земле.
— В чем дело?— спросил Шарончик.
— Очень странная вещь,— сказал Буш.— Теперь тут, кажется, стало два зверя. Вот к этому— Неизвестно Кому— подошел другой— Неизвестно Кто, и они теперь гуляют вдвоем. Знаешь чего, Шарончик? Может быть, ты пойдешь со мной, а то вдруг это окажутся Злые Звери?
Шарончик мужественно почесал за ухом и сказал, что до пятницы он совершенно свободен и с большим удовольствием пойдет с Бушем, в особенности если там Настоящий Бука-Саддам.
— Ты хочешь сказать, если там два Настоящих Буки-Саддама,— уточнил Джонни-Буш, а Шарончик сказал, что это все равно, ведь до пятницы ему совершенно нечего делать. И они пошли дальше вместе.
Следы шли вокруг маленькой ольховой рощицы... и, значит, два Буки-Саддама, если это были они, тоже шли вокруг рощицы, и, понятно, Буш и Шарончик тоже пошли вокруг рощицы. По пути Шарончик рассказывал Джонни-Бушу интересные истории из жизни своего дедушки Посторонним В. Например, как этот дедушка лечился от ревматизма после охоты и как он на склоне лет начал страдать одышкой, и всякие другие занятные вещи. А Буш все думал, как же этот дедушка выглядит. И ему пришло в голову, что вдруг они сейчас охотятся как раз на двух дедушек, и интересно, если они поймают этих дедушек, можно ли будет взять хоть одного домой и держать его у себя, и что, интересно, скажет по этому поводу Колин Пауэлл. А следы все шли и шли перед ними...
Вдруг Джонни-Буш снова остановился как вкопанный.
— Смотри!— закричал он шепотом и показал на снег.
— Куда?— тоже шепотом закричал Шарончик и подскочил от страха. Но, чтобы показать, что он подскочил не от страха, а просто так, он тут же подпрыгнул еще разика два, как будто ему просто захотелось попрыгать.
— Следы,— сказал Буш.— Появился третий зверь!
— Буш,— взвизгнул Шарончик,— ты думаешь, это еще один Бука-Саддам?
— Нет, не думаю,— сказал Буш,— потому что следы совсем другие... Это, может быть, два Буки-Саддама, а один, скажем... скажем, Бяка-Арафат... Или же, наоборот, два Бяки-Арафата, а один, скажем... скажем, Бука-Саддам... Надо идти за ними, ничего не поделаешь.
И они пошли дальше, начиная немного волноваться, потому что ведь эти три Неизвестных Зверя могли оказаться Очень Страшными Зверями. И Шарончику ужасно хотелось, чтобы его милый Дедушка Посторонним В. был бы сейчас тут, а не где-то в неизвестном месте... А Буш думал о том, как было бы хорошо, если бы они вдруг, совсем-совсем случайно, встретили Колина Пауэлла,— конечно, просто потому, что он, Буш, так любит Колина Пауэлла!.. И тут совершенно неожиданно Буш остановился в третий раз и облизал кончик своего носа, потому что ему вдруг стало страшно жарко. Перед ними были следы четырех зверей!
— Гляди, гляди, Шарончик! Видишь? Стало три Буки-Саддама и один Бяка-Арафат! Еще один Бука-Саддам прибавился!..
Да, по-видимому, так и было! Следы, правда, немного путались и перекрещивались друг с другом, но, совершенно несомненно, это были следы четырех комплектов лап
— Знаешь что?— сказал Шарончик, в свою очередь, облизав кончик носа и убедившись, что это очень мало помогает.— Знаешь что? По-моему, я что-то вспомнил. Да, да! Я вспомнил об одном деле, которое я забыл сделать вчера, а завтра уже не успею... В общем, мне нужно скорее пойти домой и сделать это дело.
— Давай сделаем это после обеда,— сказал Буш,— я тебе помогу.
— Да, понимаешь, это не такое дело, которое можно сделать после обеда,— поскорее сказал Шарончик.— Это такое специальное утреннее дело. Его обязательно надо сделать утром, лучше всего часов в... Который час, ты говорил?
— Часов двенадцать,— сказал Буш, посмотрев на солнце
— Вот, вот, как ты сам сказал, часов в двенадцать. Точнее, от двенадцати до пяти минут первого! Т ак что ты уж на меня не обижайся, а я... Ой, мама! Кто там?
Буш посмотрел на небо, а потом, снова услышав чей-то свист, взглянул на большой дуб и увидел кого-то на ветке.
— Да это же Колин Пауэлл!— сказал он.
— А-а, ну тогда все в порядке,— сказал Шарончик,— с ним тебя никто не тронет. До свиданья!

И он побежал домой что было духу, ужасно довольный тем, что скоро окажется в полной безопасности.
Колин Пауэлл не спеша слез с дерева.
— Глупенький мой президентик,— сказал он,— чем это ты там занимался? Я смотрю, сначала ты один обошел два раза вокруг этой рощицы, потом Шарончик побежал за тобой, и вы стали ходить вдвоем... Сейчас, по-моему, вы собирались обойти ее в четвертый раз по своим собственным следам!..
— Минутку,— сказал Буш, подняв лапу. Он присел на корточки и задумался— глубоко-глубоко. Потом он приложил свою лапу к одному следу... Потом он два раза почесал за ухом и поднялся. — Н-да...— сказал он.— Теперь я понял,— добавил он.— Я даже не знал, что я такой глупый простофиля!— сказал Джонни-Буш.— Я самый бестолковый президент на свете!
— Что ты! Ты самый лучший президент на свете!— утешил его Колин Пауэлл.
— Правда?— спросил Буш. Он заметно утешился. И вдруг он совсем просиял:— Что ни говори, а уже пора обедать,— сказал он. И он пошел домой кушать сушки с медом..

ГЛАВА,
В КОТОРОЙ ШАРОНЧИК ВСТРЕЧАЕТ САДДАМОПОТАМА

Однажды, когда Колин Пауэлл, Джонни-Буш и Шарончик сидели и мирно беседовали, Колин Пауэлл проглотил то, что у него было во рту, и сказал, как будто между прочим:
— Знаешь, Шарончик, а я сегодня видел Саддамопотама.
— А чего он делал?— спросил Шарончик. Можно было подумать, что он ни капельки не удивился!
— Ну, просто слонялся,— сказал Колин Пауэлл,— По-моему, он меня не видел.
— Я тоже одного как-то видел,— сказал Шарончик.— По-моему, это был он. А может, и нет.
— Я тоже,— сказал Буш, недоумевая. «Интересно, кто же это такой Саддамопотам?«— подумал он.
— Их не часто встретишь,— небрежно сказал Колин Пауэлл.
— Особенно сейчас,— сказал Шарончик.
— Особенно в это время года,— сказал Буш.

Потом они заговорили о чем-то другом, и вскоре пришла пора Бушу и Пятачку идти домой. Они пошли вместе. Сперва, пока они плелись по тропинке на краю Дремучего Леса, оба молчали; но когда они дошли до речки и стали помогать друг другу перебираться по камушкам, а потом бок о бок пошли по узкой тропке между кустов, у них завязался Очень Умный Разговор. Шарончик говорил: «Понимаешь, Буш, что я хочу сказать?» А Буш говорил: «Я и сам так, Шарончик, думаю». Шарончик говорил: «Но с другой стороны, Буш, мы не должны забывать». А Буш отвечал: «Совершенно верно, Шарончик. Не понимаю, как я мог упустить это из виду». И вот, как раз когда они дошли до Шести Сосен, Буш оглянулся кругом и, убедившись, что никто не подслушивает, сказал весьма торжественным тоном:
— Шарончик, я что-то придумал.
— Что ты придумал, Буш?
— Я решил поймать Саддамопотама.

Сказав это, Джонни-Буш несколько раз подряд кивнул головой. Он ожидал, что Шарончик скажет: «Ну да!», или: «Да ну?», или: «Буш, не может быть!», или сделает какое-нибудь другое полезное замечание в этом духе, но Шарончик ничего не сказал. По правде говоря, Шарончик огорчился, что не ему первому пришла в голову эта замечательная мысль.
— Я думаю поймать его,— сказал Буш, подождав еще немножко.— в западню. И это должна быть очень Хитрая Западня, так что тебе придется помочь мне, Шарончик.
— Буш,— сказал Шарончик, немедленно утешившись и почувствовав себя вполне счастливым,— я тебе, конечно, помогу.— А потом он сказал:— А как мы это сделаем?

И Буш сказал:

— В этом-то вся соль: как?

Они сели, чтобы обдумать свое предприятие. Первое, что пришло Бушу в голову,— вырыть Очень Глубокую Яму, а потом Саддамопотам пойдет гулять и упадет в эту яму, и...
— Почему?— спросил Шарончик.
— Что— почему?— сказал Буш.
— Почему он туда упадет?
Буш потер нос лапой и сказал, что, ну, наверно, Саддамопотам будет гулять, мурлыкая себе под нос песенку и поглядывая на небо — не пойдет ли дождик, вот он и не заметит Очень Глубокой Ямы, пока не полетит в нее, а тогда ведь будет уже поздно. Шарончик сказал, что это, конечно, очень хорошая Западня, но что, если дождик уже будет идти? Буш опять почесал свой нос и сказал, что он об этом не подумал. Но тут же просиял и сказал, что, если дождь уже будет идти, Саддамопотам может посмотреть на небо, чтобы узнать, скоро ли дождь перестанет, вот он опять и не заметит Очень Глубокой Ямы, пока не полетит в нее!.. А ведь тогда будет уже поздно. Шарончик сказал, что теперь все ясно, и, по его мнению, это очень-очень Хитрая Западня. Буш был весьма польщен, услышав это, и почувствовал, что Саддамопотам уже все равно что пойман.
— Но,— сказал он,— осталось обдумать только одно, а именно: где надо выкопать Очень Глубокую Яму?
Шарончик сказал, что лучше всего выкопать яму перед самым носом Саддамопотама, как раз перед тем, как он в нее упадет.
— Но ведь он тогда увидит, как мы ее будем копать,— сказал Буш.
— Не увидит! Ведь он будет смотреть на небо!
— А вдруг он случайно посмотрит вниз?— сказал Буш.— Тогда он может обо всем догадаться...

Он долго размышлял, а потом грустно добавил:
— Да, это не так просто, как я думал. Наверно, поэтому Саддамопотамы так редко попадаются...
— Наверно, поэтому,— согласился Шарончик.
Они вздохнули и поднялись, а потом, вытащив друг из друга немножко колючек, опять сели, и все это время Буш говорил себе: «Эх, эх, если бы только я умел думать!..» Джонни в глубине души был уверен, что поймать Саддамопотама можно, надо только, чтобы у охотника в голове был настоящий ум, а не опилки...
— Предположим,— сказал он Шарончику,— ты бы хотел поймать меня. Как бы ты за это взялся?
— Ну,— сказал Шарончик,— я бы вот как сделал: я бы сделал западню, и я бы поставил туда приманку— горшок меду и связку сушек. Ты бы это учуял и полез бы за ним, и...
— Да, я бы полез за этим туда,— взволнованно сказал Буш,— только очень осторожно, чтобы не ушибиться, и я бы взял этот горшок с медом, и сушки, и сперва я бы облизал только края, как будто там больше меда нет, понимаешь, а там отошел бы в сторону и подумал о нем немножко, а потом я бы вернулся и начал бы лизать с самой середины горшка, а потом...
— Ну ладно, успокойся, успокойся. Главное — ты был бы в ловушке, и я бы мог тебя поймать. Так вот, первым делом надо подумать о том, что любят Саддамопотамы. По-моему, мацу, верно? У нас сейчас ее очень много... Эй, Буш, очнись!
Буш, который тем временем совсем размечтался о меде, очнулся и даже подскочил и сказал, что мед гораздо приманочней, чем маца. Шарончик был другого мнения, и они чуть было не поспорили об этом; но Шарончик вовремя сообразил, что если они будут класть в ловушку мацу, то ее придется готовить ему, Шарончику, а если они положат туда мед, то его достанет Буш. Поэтому он сказал: «Очень хорошо, значит, мед!«— в тот самый момент, когда Буш тоже об этом подумал и собирался сказать: «Очень хорошо, значит, маца».
— Значит, мед,— повторил Шарончик для верности.— Я выкопаю яму, а ты сходишь за медом.
— Отлично,— сказал Буш и побрел домой.

Придя домой, он подошел к буфету, влез на стул и достал с верхней полки большой-пребольшой горшок меду. На горшке было написано «М и о т», но, чтобы удостовериться окончательно, Джонни-Буш снял с него бумажную крышку и заглянул внутрь. Там действительно был мед.
— Но ручаться нельзя,— сказал Буш.— Я помню, мой дядя как-то говорил, что он однажды видел сыр точь-в-точь такого же цвета.
Джонни сунул в горшок мордочку и как следует лизнул.
— Да,— сказал он,— это он. Сомневаться не приходится. Полный горшок меду. Конечно, если только никто не положил туда на дно сыру— просто так, шутки ради. Может быть, мне лучше немного углубиться... на случай... На тот случай, если Саддамопотамы не любят сыру... как и я... Ах!— И он глубоко вздохнул.— Нет, я не ошибся. Чистый мед сверху донизу!
Окончательно убедившись в этом, Буш понес горшок к западне, и Шарончик, выглянув из Очень Глубокой Ямы, спросил: «Принес?» А Буш сказал: «Да, но он не совсем полный». Шарончик заглянул в горшок и спросил: «Это все, что у тебя осталось?» А Буш сказал: «Да», потому что это была правда. И вот Шарончик поставил горшок на дно Ямы, вылез оттуда, и они пошли домой.
— Ну, Буш, спокойной ночи,— сказал Шарончик, когда они подошли к дому Буша.— А завтра утром в шесть часов мы встретимся у Сосен и посмотрим, сколько мы наловили Саддамопотамов.
— До шести, Шарончик. А веревка у тебя найдется?
— Нет. А зачем тебе понадобилась веревка?
— Чтобы отвести их домой.
— Ох... А я думал, Саддамопотамы идут на свист.
— Некоторые идут, а некоторые нет. За Саддамопотамов ручаться нельзя. Ну, спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
И Шарончик побежал рысцой к своему дому, возле которого была доска с надписью «Посторонним В.», а Джонни-Буш лег спать. Спустя несколько часов, когда ночь уже потихоньку убиралась восвояси, Буш внезапно проснулся от какого-то щемящего чувства. У него уже бывало раньше это щемящее чувство, и он знал, что оно означает: ему хотелось есть. Он поплелся к буфету, влез на стул, пошарил на верхней полке и нашел там пустоту. « Это странно,— подумал он,— я же знаю, что у меня там был горшок меду. Полный горшок, полный медом до самых краев, и на нем было написано «М и о т», чтобы я не ошибся. Очень, очень странно». И он начал расхаживать по комнате взад и вперед, раздумывая, куда же мог деваться горшок, и ворча про себя песенку-ворчалку. Вот какую:
Куда мой мед деваться мог?
Ведь был полнехонький горшок!
Он убежать никак не мог—
Ведь у него же нету ног!
Не мог уплыть он по реке
(Он без хвоста и плавников),
Не мог зарыться он в песке...
Не мог, а все же— был таков!
Не мог уйти он в темный лес,
Не мог взлететь под небеса...
Не мог, а все-таки исчез!
Ну, это прямо чудеса!
Он проворчал эту песню три раза и внезапно все попомнил. Он же поставил горшок в Хитрую Западню для Саддамопотамов!
— Ай-ай-ай!— сказал Буш.— Вот что получается, когда чересчур заботишься о Саддамопотамах!
И он снова лег в постель. Но ему не спалось. Чем больше старался он уснуть, тем меньше у него получалось. Он попробовал считать овец— иногда это очень неплохой способ,— но это не помогало. Он попробовал считать Саддамопотамов, но это оказалось еще хуже, потому что каждый Саддамопотам, которого он считал, сразу кидался на Бушов горшок с медом и все съедал дочиста! Несколько минут Буш лежал и молча страдал, но когда пятьсот восемьдесят седьмой Саддамопотам облизал свои клыки и прорычал: «Очень неплохой мед, пожалуй, лучшего я никогда не пробовал», Буш не выдержал. Он скатился с кровати, выбежал из дому и помчался прямиком к Шести Соснам. Солнце еще нежилось в постели, но небо над Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря, что солнышко уже просыпается и скоро вылезет из-под одеяла. В рассветных сумерках Сосны казались грустными и одинокими; Очень Глубокая Яма казалась еще глубже, чем была, а горшок с медом, стоявший на дне, был совсем призрачным, словно тень. Но когда Буш подошел поближе, нос сказал ему, что тут, конечно, мед, и язычок Буша вылез наружу и стал облизывать губы.
— Жалко-жалко,— сказал Буш, сунув нос в горшок,— Саддамопотам почти все съел!
Потом, подумав немножко, он добавил:
— Ах нет, это я сам. Я позабыл.
К счастью, оказалось, что он съел не все. На самом донышке горшка оставалось еще немножко меда, и Буш сунул голову в горшок и начал лизать и лизать...

Тем временем Шарончик тоже проснулся. Проснувшись, он сразу же сказал: «Ох». Потом, собравшись с духом, заявил: «Ну что же!.. Придется»,— закончил он отважно. Но все поджилки у него тряслись, потому что в ушах у него гремело страшное слово— Саддамопотам! Какой он, этот Саддамопотам? Неужели очень злой? Идет ли он на свист? И если идет, то з а ч е м ?.. Любит ли он евреев или нет? И к а к он их любит?.. Если он ест евреев, то, может быть, он все-таки не тронет еврея, у которого есть дедушка по имени Посторонним В.? Бедный Шарончик не знал, как ответить на все эти вопросы. А ведь ему через какой-нибудь час предстояло впервые в жизни встретиться с настоящим Саддамопотамом! Может быть, лучше притвориться, что заболела голова, и не ходить к Шести Соснам? Но вдруг будет очень хорошая погода и никакого Саддамопотама в западне не окажется, а он, Шарончик, зря проваляется все утро в постели? Что же делать? И тут ему пришла в голову хитрая мысль. Он пойдет сейчас потихоньку к Шести Соснам, очень осторожно заглянет в западню и посмотрит, есть там Саддамопотам или нет. Если он там, то он, Шарончик, вернется и ляжет в постель, а если нет, то он, конечно, не ляжет!..
И Шарончик пошел. Сперва он думал, что, конечно, никакого Саддамопотама там не окажется; потом стал думать, что нет, наверно, окажется; когда же он подходил к западне, он был в этом совершенно уверен, потому что услышал, как тот Саддамопотамит вовсю!
— Ой-ой-ой! — сказал Шарончик.
Ему очень захотелось убежать. Но он не мог. Раз он уже подошел так близко, нужно хоть одним глазком глянуть на живого Саддамопотама. И вот он осторожно подкрался сбоку к яме и заглянул туда... А Джонни-Буш все никак не мог вытащить голову из горшка с медом. Чем больше он тряс головой, тем крепче сидел горшок. Буш кричал: «Мама!», кричал «Папа Буш!», кричал: «Помогите!», кричал и просто: «Ай-ай-ай», но все это не помогало. Он пытался стукнуть горшком обо что-нибудь, но, так как он не видел, обо что он стукает, и это не помогало. Он пытался вылезти из западни, но. Так как он не видел ничего, кроме горшка (да и тот не весь), и это не получалось. Совсем измучившись, он поднял голову (вместе с горшком) и издал отчаянный, жалобный вопль...

И именно в этот момент Шарончик заглянул в яму.
— Караул! Караул! — закричал Шарончик. — Саддамопотам, ужасный Саддамопотам!!! — И он помчался прочь, так что только пятки засверкали, продолжая вопить:— Караул! Слонасный ужопотам! Караул! Потасный Саддамоужам! Слоноул! Слоноул! Карасный Потосаддам!..

Он вопил и сверкал пятками, пока не добежал до дома Колина Пауэлла.
— В чем дело, Шарончик?— сказал Колин Пауэлл, натягивая штанишки.
— Ккк-карапот,— сказал Шарончик, который так запыхался, что едва мог выговорить слово.— Ужо...пото... Саддамопотам!
— Где?
— Вон там,— сказал Шарончик, махнув лапкой.
— Какой он?
— У-у-ужасный! С вот такой головищей! Ну пря-мо, прямо... как... как не знаю что! Как горшок!
— Ну,— сказал Колин Пауэлл, надевая ботинки,— я должен на него посмотреть. Пошли.

Конечно, вдвоем с Колином Пауэллом Шарончик ничего не боялся. И они пошли.

— Слышишь, слышишь? Это он!— сказал Шарончик испуганно, когда они подошли поближе.
— Что-то слышу,— сказал Колин Пауэлл.

Они слышали стук. Это бедный Джонни, наконец, наткнулся на какой-то корень и пытался разбить свой горшок.
— Стой, дальше нельзя! — сказал Шарончик, крепко стиснув руку Колина Пауэлла.— Ой, как страшно!..

И вдруг Колин Пауэлл покатился со смеху. Он хохотал и хохотал... хохотал и хохотал... И пока он хохотал, голова Саддамопотама здорово ударилась о корень. Трах!— горшок разлетелся вдребезги. Бах!— и появилась голова Джонни-Буша. И тут наконец Шарончик понял, каким он был глупым. Ему стало так стыдно, что он стремглав помчался домой и лег в постель с головной болью, и в это утро он почти окончательно решил убежать из дому и стать моряком.

А Колин Пауэлл и Буш отправились завтракать.
— Президентик!— сказал Колин Пауэлл.— Я тебя ужасно люблю!
— А я-то!— сказал Джонни-Буш.
Пересказал Коваль И.Г., эсквайр
(по мотивам повести Алана Александра Милна
«Винни Пух и все-все-все»
в переводе Бориса Заходера.)

РУБРИКА
В начало страницы