Час (Рига)
262 (1593) 08.11.2002
Кристина ХУДЕНКО
Маргарита ДУБИНА: "Я молилась Богу и спецназу!"

08.11.2002

Паром "Эстония", американский теракт 11 сентября, "Норд-Ост" -
все эти трагедии, как звенья одной цепи, отразились в семейной
истории Маргариты Дубиной, рижской заложницы театрального
центра на Дубровке

Есть такое выражение - "Снаряды рвутся близко". Вокруг семьи
Дубиных - Зельцерманов снаряды в последнее время рвались ближе
некуда. Жена и ребенок двоюродного брата Бронислава Зельцермана
(отца семейства) погибли на пароме "Эстония". Именно Маргарите
Львовне тогда пришлось сообщать о трагедии родственникам. А 11
сентября на 101-м этаже Всемирного торгового центра погибла
жена двоюродного брата Маргариты. В тот момент телефонная связь
Америки с Израилем, где находились родные погибшей, нарушилась,
а из Риги можно было дозвониться: Дубиной снова пришлось первой
извещать родственников.

Недавно племянниц Дубиной забрали в израильскую армию.
Маргарита Львовна за них очень боится. Сама она даже военные
фильмы и боевики старается не смотреть. Просто нервы не
выдерживают. Ведь ее отец прошел всю войну и такое
рассказывал... А потом сразу несколько выпускников школы, где
училась Дубина, погибли в Афганистане - Маргарита Львовна
ходила на их могилки и вглядывалась в такие молодые и такие
знакомые лица на фотографиях.

Буквально перед тем роковым отъездом в Москву Дубина таки дала
себя уговорить пойти в кино на "Антикиллера" Егора
Кончаловского. Муж убедил, что не боевик это, а психологический
триллер. Увидев, сколько там пальбы и крови, Маргарита Львовна
страшно расстроилась и даже не в силах была следить за сюжетом.
Но больше всего ее огорчило то, что в кино она встретила много
детей из младших классов 22-й школы. На сеанс их привели
родители. "Зачем им это?" - недоумевала она тогда. Знала бы,
какая драма вскоре развернется у нее на глазах и сколько детей
станут ее невольными зрителями...

Мы встретилась с Маргаритой Дубиной спустя ровно неделю после
трагедии в Москве. За время нашего разговора в кабинет
беспрерывным потоком входили целые семьи с пышными букетами
цветов, поздравляли ее с возвращением - а точнее, с
воскрешением.

- Критическая ситуация в театральном центре, наверное, сильно
изменила поведение отдельных людей?

- В первый момент в зале царило всеобщее недоумение. Старенькие
билетерши, такие очень интеллигентные, тихо плакали. Но
особенно всех потряс вечерний расстрел девушки. Кто она такая,
откуда взялась, до сих пор не пойму. Но вела она себя очень
неадекватно. Ее спросили: как ты сюда попала и кто ты такая?
Она ответила неожиданно резко: как хотела, так и вошла, я тут в
музыкальную школу ходила и все ходы знаю. Они ее спрашивают: а
не боишься? А она: что вы мне сделаете?! Тогда террористы
вывели ее в коридор и расстреляли.

После этого большинство заложников как будто вросли в свои
кресла и старались вообще не двигаться, чтобы не дразнить лихо.
Тем более что было объявлено: за каждого убитого чеченца будут
расстреливать 10 заложников... Однако довольно скоро нашлись
инициаторы, которые стали переправлять на волю письма,
поднимать муниципальные власти. Писали обращение Путину, чтобы
не было штурма, составляли списки. Уж и не знаю, дошло ли
послание по адресу... Но митинг был, и после него на сцену
вышел Бараев и сказал: "Вы молодцы! Думаю, что вопрос будет
решен и осталось потерпеть до 10 утра".

- Чем еще занимались заложники?

- По-разному. Две молодые медсестры сзади меня в карты играли.
Им Кира моя дала. Двух карт в колоде не хватало, так я
предложила из телефонных карточек сделать. Еще у Киры в рюкзаке
нашелся сканворд - наш сосед читал его вслух, а мы вместе
разгадывали. Помню, мне было жутко стыдно, что я не вспомнила
остров в Каспийском море. Как раз после этого случилась
стрельба. Мы решили, что играть в карты и решать сканворды -
дурной знак. И все отложили. Имен этих людей я не знала, но
сейчас смотрю телевизор - все знакомые лица.

Передо мной сидели артисты мюзикла. Когда я предложила им
включить вентиляцию, чтобы не задохнуться, они сказали: "Мы
тогда вообще замерзнем". Я посоветовала им взять мое шерстяное
пальто из гардероба и втроем укрыться. Но операция с пальто не
удалась - оно осталось на вешалке. А вентиляцию таки включили.
И это счастье. Газ-то потом через вентиляцию пускали.

- Нервы у многих сдавали?

- Возле меня сидел мужчина то ли из Туркменистана, то ли из
Узбекистана. Он жутко нервничал: все твердил, что будет штурм,
сеял пессимистические настроения. Иногда хотелось попросту
закрыть ему рот. И без того тяжело. Большинство же, наоборот,
старались успокоить близких по телефону: все в порядке, нас не
бьют, в туалет пускают, воду дают - только не допустите штурма,
иначе мы погибнем.

Только на третий день у одного мужчины нервы не выдержали, и он
с бутылкой в руке побежал к террористке, сидевшей рядом с
бомбой. В него стреляли. Сам-то он остался жив (я видела в
прессе), зато другого заложника пуля пробила навылет и ранила
женщину рядом... Бараев тогда сказал: "Он хотел убить нашу
сестру. Мы вам пить давали, а вы эти стеклянные бутылки
используете как оружие против нас..."

Четвертой жертвой (до штурма) был мужчина, который зашел в зал
и сказал, что ищет сына. Его приняли за разведчика, били и
хотели прямо на сцене расстрелять. Даже не знаю, что там было,
- я туда не смотрела. Просто наклонила голову и вся сжалась. И
крик слышала: "Не стреляйте!" А дальше отключилась.

Когда принесли валерьянку и валидол с корвалолом, некоторые
пили лекарства целыми бутылочками. Я ограничилась маленькой
таблеточкой и мобилизовала всю свою волю, чтобы лишний раз не
волновать детей. И не хотеть есть. Я даже не пила ничего, лишь
смачивала губы, потому что не представляла, что пойду в туалет
в эту смердящую оркестровую яму. А думала я только о том, чтобы
мои дети остались живы и с мужем на улице ничего не случилось.
А о своей жизни... Половина прожита, и ладно.

- Вы спали?

- Хаотически отключалась, какими-то отрывками. Больше всего
спали в первую ночь, когда думали, что нас освободят. Уже на
вторые сутки без света и воздуха день и ночь полностью
смешались. Один раз в каком-то бредовом сне видела себя без
ног.

- Были моменты особого человеческого благородства?

- Люди очень помогали друг другу, делились своими лекарствами.
У меня вот были две таблетки но-шпы, одну я отдала. Давали
пачку сока - люди разливали себе по бутылочкам, ставили на пол,
потом забывали, где чья. Были, конечно те, кто громче кричал:
"Дайте сюда!" но чтобы кто-то оттолкнул кого-то - такого не
было... Все вели себя достаточно цивилизованно. Разве что к
телефону многие рвались: "Ну что вы так долго говорите, другие
тоже хотят!.."

Среди заложников была доктор Марина, которая потом переговоры
вела. Когда крушили витрины в буфете и один чеченец поранился,
доктор первая ему оказала помощь, после чего они к ней стали
относиться уважительно. Она многих людей успокаивала, спасала.
Вывела англичанина, сообщив, что у него плохо с сердцем, а ведь
его жена с мальчиком остались.

- Террористы разлучали семьи?

- В партере нет. Это на балконе мужчин и женщин почему-то
разделили: возможно, чтобы в туалет было легче водить. А в
партере все были вперемешку. Помню, через пару часов после
захвата сидевшие перед нами парень с девушкой начали страстно
обниматься. Чеченцы на них рыкнули: "Чем вы там занимаетесь, а
ну сядьте ровно!" Еще им не понравилось, когда зал стал
аплодировать первым выпущенным заложникам. Они строго объявили:
"Не устраивайте здесь театр!"

- Какое было отношение российских заложников к иностранцам,
ведь их обещали выпустить раньше всех?

- Никто на нас зло не смотрел. Ведь если бы нас отпустили, это
была бы лишняя уступка террористов, потом можно было бы
требовать детей, женщин, стариков, главное - начать... Но все
равно я старалась лишний раз с россиянами не общаться, чтобы не
будоражить их понапрасну. Кстати, иностранцев определяли строго
по паспортам. У кого не было документов - причисляли к
россиянам. Были, например, смешанные семьи: у мужа - украинское
гражданство, а у жены - российское. Их сперва разделили, а
потом они сели вместе.

Я поначалу оказалась на рубеже иностранцев и россиян и
познакомилась с переводчицей немцев, тоже Маргаритой. Между
нами сидели мужчина и женщина, кажется, из Ташкента. Помню, я
пошутила: "Вот как вам повезло - загадайте желание". А мужчина
говорит: "Тут загадывай, не загадывай - все равно стрелять
будут..." Кстати, Маргарита была по национальности армянка, и
она довольно смело общалась с террористами. Один из них, Абу-
Бакар, самый незлой, ей явно симпатизировал - все подходил,
ухаживал, пальто принес.

- Вы различали террористов?

- Поначалу нет. А под конец я их по обуви вычисляла. А один
чеченец вышел в зал в шикарном черном костюме и черной рубашке
с красным галстуком, но маски не снимал. Поначалу я думала, что
он пошел на переговоры, а потом пришла мысль о том, что он уже
тогда готовился затеряться в толпе заложников после штурма.

- В зале были религиозные настроения?

- Некоторые чеченцы молились вслух в определенное время - около
двух и около семи, один даже умудрился по громкой связи, на
весь зал. Другой пытался пустить через колонки свою музыку, но
вскоре ему свои же сказали прекратить: "Тут и другой музыки
достаточно". Наверное, они испугались, что могут не угадать
появления спецназа. Среди заложниц тоже были женщины, которые
крестились. Передо мной сидела интеллигентная дама и держала
маленький складной молитвенник. Я же, хоть и атеистка, но
молилась Богу, спецназу, "Вымпелу" и "Альфе" - у меня все они
смешались в одно...

- Вы могли бы понять чеченок с чисто женской позиции? Ведь вы
могли потерять своих детей, а они уже потеряли все...

- Не было такого желания. Я все силы сконцентрировала на боязни
за своих детей... Чеченки ведь тоже были разные. Помню, у самой
молодой глаза были добрее, чем у других. У них, наверное, такая
религия, так вдолбили им в голову, попросту подставив их... Они
ведь даже не отпустили заложницу, дочка которой учит чеченских
детей. Та женщина предложила: "Хотите, я свяжу вас со своей
дочерью? Я ее мать". И назвала адрес, школу. А чеченки ей: "Мы
тоже матери". Давить на их материнские чувства было бесполезно.
Вот и детей они отпустили только до 13 лет, а про более старших
сказали: "Это уже не дети, у нас в таком возрасте рожают и
воюют".

И вообще смертницы вели себя очень по-хозяйски. Когда
выстраивалась большая очередь в туалет, они начинали кричать:
вам же сказали сидеть на месте, а то стрелять будем! При этом
они нас считали чем-то вроде вещей. Я слышала, как одна другой
говорила: "Так, останови свою половину зала, мои тоже писать
хотят". А беременную женщину выпускали из зала с напутствием:
"Вот видишь, мы тебя отпускаем, ты родишь ребенка. Мы тоже хотим
рожать детей и жить в мире..."

- Простить их смогли бы?

- Теперь, когда знаю, сколько жертв, наверное, нет. Не уверена,
что через неделю она с этим запалом еще куда-то не пойдет. А
вот тех лидеров, которые посылают женщин и детей на смерть, я
расстреливала бы публично. И того русского милиционера, который
им помогал (если это не вранье). В такой ситуации я
безжалостна... Хотя так сложно все это. Я ведь послевоенный
ребенок и знаю, что в войну многие русские женщины оставляли
детей, брали оружие и шли воевать.

- Пережитый кошмар изменил вас и ваше отношение к жизни?

- Безусловно. Я еще терпимее стала. Вот в семье, бывало,
ссорились по пустякам: кто-то мусор не вынес, посуду не
помыл... А теперь кажется, что это такая ерунда по сравнению с
человеческой жизнью. Я и раньше всегда выполняла роль
смягчающего буфера. Например, если в транспорте кто-то начинал
ругаться - успокаивала, в школе все конфликты сглаживала.

- Как вы реагируете на отражение теракта в прессе и по
телевидению-радио?

- Стараюсь все смотреть и читать. Чтобы соотнести с тем, что я
видела, и вычислить истину. Ведь, к примеру, чеченки совсем не
так сидели, как их показывали по телевизору, - они были
разбросаны по периметру зала... А еще смотрю, кого из знакомых
выпускают. Когда на пресс-конференции показали снаряды - люди
поняли, что опасность не была преувеличена... Я и сама сначала
глазам своим не поверила, когда увидела взрывчатку, - решила,
что это у чеченок такие театральные сумочки блестящие.

Если честно, то я половину прессы позакрывала бы - такую чушь
они несли. Пока террористы не забрали наш плейер, я такого
наслушалась по московским радиостанциям - волосы дыбом! Ну как
можно сообщать, что выпустили 200 заложников, когда все знают,
что вышли только 15?! И какими надо быть циниками, чтобы
непрерывно пускать рекламу и музыку! нечего сказать - так уж
молчите в тряпочку.

- А латвийская пресса?

- Мне очень не понравилась специфичность некоторых вопросов.
Уже в аэропорту они склоняли меня к очень предвзятой позиции,
которую я старательно отсекала. Ну как я могу судить, правильно
ли поступили спецслужбы, - я ведь не специалист! Уверена, что у
них не было цели умертвить столько людей. Как я могу диктовать
Путину и России, заканчивать войну или нет?! Я ведь толком не
знаю истории чеченского народа и этой войны.

У нас в семье политика всегда была вотчиной мужчин. Я
предпочитала искусство. Хотя, помнится, в свое время муж ходил
в Планетарий на лекции по международной ситуации, а я за
компанию. Еще в 73-м он говорил: Америка и холодная война - это
еще ерунда. Самое страшное - это Кавказ. Вот и начались
Карабах, Армения, Азербайджан...

В Москве действовали профессионалы, и не мне им указывать. Я
очень не хочу, чтобы в Латвии возникали хоть зачатки
межнациональных конфликтов. В том числе и на почве языка. Все
можно решить мирно. Нет никаких проблем в том, что дети учатся
на родном языке. Государственный они все равно знают. Вот моя
дочка уже три года учится в Москве, а с бывшими одноклассницами
иногда переписывается по-латышски (чтобы не забыть) и в
посольстве по-латышски говорила.

Фото - Марис МОРКАНС.

- 26 октября, наверное, станет вторым днем рождения вашей
семьи...

- Думаю, да. И первый такой день рождения мы уже отметили в
латвийском посольстве в Москве и приняли в гостях всех наших
освободителей - сотрудников посольства. Удивительные люди: все
молодые, доброжелательные и исключительно порядочные. Если бы
такими были все наши партии в Сейме! При всем разделении в
Латвии на граждан и неграждан у меня не было ни минуты сомнения
в том, что нас не оставят в беде. Уже к первому утру мы получили
по SMS телефон посольства, по которому могли связаться.

- Вам хотелось бы еще раз встретиться с кем-то из друзей по
несчастью?

- Конечно! Если нас пригласят - обязательно поеду. А сама,
когда мне сделают документы, планирую навестить 13-ю больницу,
лично поблагодарить врачей и сестер. Они так за мной ухаживали,
так беспокоились. Заставляли все время пить, искренне
радовались, когда меня впервые вырвало и когда я в первый раз в
туалет сходила. Бахилы мне выделили - я ведь босая была.

Я лежала в палате с пятью бабулями после инфаркта. Они
совершенно трогательно делились туалетной бумажкой, зубную
пасту на палец выдавливали, очки одалживали, тапочки, едой
угощали. Чего не скажешь обо мне. Когда мне принесли спецпаек
для потерпевших - кусочек сыра, сушки и пакет молока, я вернула
медсестре: спасибо, сырое не пью. Бабульки потом обиделись:
зачем отдала, а о нас ты подумала? Надеюсь, они мне простили -
растерялась я как-то после всего пережитого.

Copyright й Petits | При перепечатке и цитировании ссылка на
"ЧАС" обязательна


РУБРИКА
В начало страницы