«Телеграф», ежедневная газета Латвии
13.05.2002

Вайра Вике-Фрейберга: реформа образования — не политический футбол

Президент Латвии Вайра Вике-Фрйеберга считает, что средняя
школа готова к переходу на латышский язык обучения, и поэтому
Закон об образовании меняться не будет.

О «русском вопросе», отношениях с НАТО, а также о растущем
евроскептицизме с президентом страны говорили зав. отделом
новостей и политики «Телеграфа» Нил Ушаков и корреспондент Инна
Сексте.

Как избавиться от одиночества?

— Г-жа президент, совсем недавно Эстония отказалась от перевода
русских школ на государственный язык обучения. Как, по-вашему,
обстоит ситуация в Латвии? Наши школы готовы к такому переводу?
И имеет ли вообще смысл такая реформа?

— Политическое решение перевести среднюю школу на латышский
язык обучения принято. Если этого не сделать, то продолжится
параллельное существование двух общин. Как в Монреале, о котором
говорят: два одиночества живут рядом друг с другом, но никак не
могут сойтись.

— Неужели русский школьник, если будет решать математические
уравнения по-латышски, лучше интегрируется в латвийское
общество?

— Я скажу вам из своего собственного опыта: между изучением
языка как отдельного предмета и обучением на нем существует
огромная разница. В Касабланке я ходила во французскую школу, и
английский был только одним из предметов. А когда я приехала в
Канаду, то устроилась на работу в англоязычную компанию. Я была
в отчаянии: четыре года учить язык, чтобы потом осознать, что
совсем его не знаю. Даже злейшему врагу не пожелала бы пережить
такое.

— Я в свою очередь могу поделиться своим опытом: закончил
русскую школу, в университете учился на латышском, работал в
латышской фирме. И никаких проблем с языком у меня не было. При
том что латышский я учил в школе как предмет и еще брал частные
урокиЕ

— Вот видите, у вас были частные уроки.

— Чтобы в частных уроках не было необходимости, можно ввести в
школах более интенсивное преподавание латышского языка,
литературы, культуры. Но при этом остальные предметы оставить на
родном языке.

— Возможно, этот вариант стоило бы рассмотреть. Однако переход
на латышский задумывался для того, чтобы расширить его
употребление. Другое дело, как осуществить все с практической
точки зрения: хватит ли для этого учебных средств, учителей. Я
поручила отчитаться за это министра образования. И он мне
доложил, что с учебными средствами нет абсолютно никаких
проблем.

Уже сегодня есть школы, которые, я знаю, «переключились» на
латышский язык. Однако есть школы, которые принципиально
отказываются это делать по идеологическим соображениям. И есть
школы, которые попросту не знают, где им взять преподавателей.
Вопрос очень серьезный, и задуматься над ним нужно всем, включая
родителей. Они должны подойти к директору школы и
поинтересоваться, как школа подготовилась к переходу. Потому что
нравится закон или не нравится, выполнять его надо будет всем.

— В частных беседах некоторые специалисты упрекали вас в том,
что вы не слушаете вторую сторону. К примеру, правозащитник
Борис ЦилевичЕ

— Господин Цилевич, насколько мне известно, считает себя
универсальным специалистом. Он настолько идеологичен и убежден в
своей правоте, что я заранее знаю все, что он скажет. Но здесь
пора понять: абсолютных критериев для того, чтобы судить,
правильное ли это решение, — нет. Латыши не хотят, чтобы
когда-нибудь повторилась ситуация, когда русские откажутся
говорить на латышском языке. И поэтому они хотят, чтобы русские
учились на латышском. Вот и вся проблема.

— Латыши хотят, чтобы русские в школах учились на латышском,
или они хотят, чтобы русские знали латышский язык?

— Конечно, важен именно результат. Механизм, как добиться
знания языка, — это не идеологи- ческий вопрос. Это вопрос
техни- ческий. Идеологический только вопрос результата, к
которому мы придем: в независимой Латвии люди будут общаться на
латышском.

Законы просто так не меняют

— Вернемся опять к опыту Эстонии. До сих пор складывалось так,
что все, что происходит в Эстонии, рано или поздно доходит и до
нас. Означает ли это, что нужно ждать поправок и в наш Закон об
образовании?

— Вы правы, до сих пор так часто бывало. Но я вовсе не считаю
это законом природы. В Латвии мы будем исходить из того,
насколько наши школы готовы к такому шагу. Я слышала, в
отдельных школах ведется агитация, чтобы сорвать их перевод на
латышский язык. Понимаю, что это вызвано объективным
беспокойством. Поэтому за два года, что у нас остались, нужно
все просчитать на уровне специалистов, а не политиков. Если
продолжать политизировать этот вопрос, он скоро может стать
объектом политического футбола. И тогда уже решить его с позиции
здравого смысла будет очень непросто.

— Вы могли бы использовать свое законодательное право и
предложить поправки.

— Если бы я видела в этом необходимость, я уже бы сделала это.
Поймите, законы не меняются просто так: вот я посмотрела на небо
и решила — все, сегодня буду менять закон. Из бесед с министром
образования, из документов я убедилась, что школы были
предупреждены о реформе заранее, и в некоторых она уже
осуществляется. И я не считаю, что закон надо менять.
Информация, которая у меня есть, меня в этом не убедила. Как раз
напротив: я вижу, что все идет своим чередом.

— И тем не менее половина русских родителей не поддерживает
перевода школ на латышский язык обучения!

— А вы знаете, сколько латышских родителей поддерживают этот
переход? Уверена, что их значительно больше. Есть русские,
которые до сих пор считают требование учить латышский
необоснованным и оскорбительным для себя. А для латышей
оскорбителен их отказ говорить по-латышски. Без позиции
национального примирения с обеих сторон этого вопроса нам не
решить. Надо постараться понять друг друга. Русские должны
прекратить считать проявлением агрессии требование говорить
по-латышски.

И не считать за огромную победу всякое ограничение прав латышей
на использование латышского языка. В то же время не помешало бы
и латышам спокойнее относиться к русским и не воспринимать их
желание учить своих детей говорить на родном языке как угрозу. Я
как президент этой страны хочу, чтобы все жители знали
латышский.

Я бы не желала больше слышать, что мы, мол, представители
большого народа и мы на вашем «собачьем» языке говорить не
будем. При таком отношении мы не сможем жить вместе. Должно быть
движение навстречу друг другу. Пора уже признать, что Латвия —
не российская губерния, как было век тому назад, и не российская
колония. Это независимая страна, земля латышей и их предков, и
здесь правит латышский язык. И те, кто выбрал жить здесь, должен
это признать. А кто думает, что это — плохое место для жизни, и
не хочет говорить на этом «дурацком» языке, всего доброго —
никто насильно здесь не держит. Езжайте в большую Россию или в
маленький Люксембург.

Или оставайтесь в Латвии, но с уважением к языку и традициям. А
латышам пора прекратить жить обидой за прошлое и понять людей,
которые живут с ними рядом и для кого Латвия — дом.

Кто такие нацменьшинства?

— Взглянем на язык в контексте Европы: рамочная конвенция
Совета Европы по защите нацменьшинств предполагает более
либеральное решение языкового вопроса. Но латвийский Сейм
конвенцию до сих не ратифицировал. Почему?

— Латвия сейчас не готова к ратификации этой конвенции, как не
готовы к этому Франция, Голландия и ряд других государств. В
каждой стране понятие национального меньшинства складывается
по-своему. Один пример — это курды в Турции, которые жили там
веками. Другой — это турки в Германии, которые приехали туда
совсем недавно. Или посмотрите на Бельгию: каким чудовищным было
напряжение, когда французы притесняли валлонцев.

И уже невозможно было сказать, кто на этой земле меньшинство.
То же было на протяжении 50 лет советской оккупации, когда
русские зажали латышей в угол. И когда Латвия вновь стала
независимой и латыши вернули, наконец, себе законное численное
превосходство, их стали обвинять в том, что они притесняют
русских. Но давайте все-таки разберемся, кто же здесь
меньшинство. Если вы поедете в Даугавпилс, вы столкнетесь с тем,
что латыши там находятся под угрозой в абсолютном меньшинстве.

— И что вы предлагаете? Переселить туда латышей?

— Я получаю письма от латышей, которые живут в тех краях. Они
упрекают государство в том, что, мол, ничего не делается для
того, чтобы деколонизировать эти земли. Я в свою очередь хочу
спросить у этих людей: что же вы такое пропагандируете? Этот
вопрос нужно было решать еще в 1991 году. Но этого не делалось,
а теперь не время для радикальных решений. Сейчас мы движемся в
ЕС, где границы вообще практически стерты, и здесь могут
оказаться десятки других народов.

— А что, по-вашему, значит понятие «национальное меньшинство в
Латвии»?

— Точного ответа у меня сейчас нет.

ЕС похож на нерадивого студента

— Существует мнение, будто ЕС специально выдвигает все более и
более жесткие требования к странам-кандидатам, согласиться с
которыми будет очень нелегко. И делается это с целью, чтобы
страны- кандидаты сами отказались от вступления в ЕС, скажем,
проголосовали бы против на референдуме. Хороший пример —
недавнее решение о сельскохозяйственной помощи, когда «новички»
будут полу чать в 4 раза меньше, чем нынешние члены. По вашему
мнению, ЕС не пытается оттолкнуть нас от идеи вступления в союз?

— Я не думаю, что это так. Для Европы привычно откладывать
решение самых сложных вопросов на последний момент. Как студент,
который курсовую сдает тогда, когда не сдать уже нельзя. И это
время нам надо использовать для того, чтобы разъяснить
обыкновенному латвийскому человеку, что его страна получит от
вступления.

— Насколько велик риск, что на референдуме латвийский народ
проголосует против вступления?

— Риск велик, потому что сейчас 36% населения не желают
вступать в ЕС. Это больше, чем сторонников ЕС. Какой выход? Надо
убедить тех, кто еще не определился со своей позицией, и
одновременно успокоить евроскептиков. Задача, конечно, не из
простых. Даже лично мне механизмы принятия решений евро-
чиновниками иногда кажутся чересчур сложными. И я понимаю, что
это отпугивает нормальных людей.

А ведь нам с этим жить, это уже неизбежно. Так что нужно
элементарное просвещение: рассказывать о плюсах и минусах
организации. А то, что минусы есть — это без сомнений. Ведь за
ЕС стоят конкретные люди, а человек, как все мы знаем,
несовершенен и допускает ошибки.

— Так что евроскептицизм, по-вашему, обоснован?

— Он субъективен и основан на страхе отдельных людей, что
«нас», во-первых, «не поймут», во-вторых, «нас используют»,
в-третьих, «нас разрушат». Их аргументация чисто эмоциональная:
не знаю, что там будет, однако точно будет плохо. А почему
плохо? «Не знаю, но ничего хорошего не будет». Рациональными
доводами победить этот страх будет сложно. Но у меня как у
опытного педагога есть надежда, что все-таки возможно.

Нужно дать очень конкретные ответы на вопросы. Потому что страх
берется от незнания. И прошлого опыта. Латыши помнят, как их уже
включали в один союз, ни о чем не спросив. И помнят, как их там
обижали. Так вот нужно объяснить, что такого уже не будет. Чтобы
не оставить ни малейшего шанса провокаторам, которые откуда-то с
потолка берут цифры о том, что вступление Латвии в ЕС ежегодно
будет стоить бюджету 200 миллионов. Откуда они только эти цифры
берут?!

НАТО нам поможет

— Давайте перейдем к вопросу о НАТО. В последнее время
отношения между НАТО и Россией резко улучшились. Планируется
создание общего совета. И естественно, такое развитие событий
повышает безопасность нашей страны. Стоит ли, по-вашему, в свете
последних событий Латвии вступать в НАТО?

— Россия — не главная наша причина для вступления в НАТО. В
составе НАТО есть страны, у которых с Россией вообще нет общей
границы, и тем не менее они считают членство в альянсе очень
серьезным аргументом для своей безопасности.

Латвия как страна, у которой после возвращения независимости не
было своей армии, а только оставшиеся от советской армии
развалины, сегодня очень далеко шагнула вперед. И именно
благодаря НАТО, благодаря нашему стремлению вступить в альянс.
Не будь НАТО с его стандартами, едва ли нам удалось бы так
повысить свою безопасность.

— А кто же нам теоретически может угрожать, если не Россия?

— Бог его знает, кто. И Германия в свое время была совершенно
благополучной европейской страной, пока к власти не пришли
национал- социалисты. И посмотрите, чем это в истории
обернулось. Мы никогда не знаем, откуда грянет опасность, но мы
должны быть готовы отразить любой удар. Даже международных
террористов.

— Вы действительно верите в то, что все страны НАТО ввяжутся в
конфликт из-за такой едва заметной точки на карте, как Латвия?

— Так и будет, поверьте мне. В течение нескольких секунд.

— Два процента от ВВП — не слишком ли большая плата за
гипотетическую возможность для страны, которая не может
обеспечить своих стариков нормальными пенсиями, а полицейских —
бензином?

— В любом случае это вдвое меньше той суммы, которую платит
Греция. Потому что они имеют за спиной неприятный исторический
опыт. Для нашего опыта в самый раз два процента. Поставьте
вопрос иначе: плата не за гипотетическую возможность, а за свою
безопасность.

— Возвращаясь к дружбе между Россией и НАТО — вы можете
представить себе натовские военные учения на территории Латвии,
в которых принимали бы участие российские военные?

— В этот самый момент, когда мы с вами говорим, российские
военные плечом к плечу с натовскими солдатами служат на
Балканах. У них есть опыт сотрудничества в других операциях.

— Но именно в Латвии?

— А почему нет? Когда Латвия вступит в НАТО, любая программа
или учения натовских войск могут проводиться на нашей
территории. И участвовать в них могут в том числе российские
войска.

Президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга:

говорит, что решение перевести среднюю школу на латышский язык
обучения является политическим

полагает, что в некоторых русских школах пытаются сорвать
реформу

считает, что для латышей оскорбительно нежелание русских
говорить по-латышски

не знает, кто такие нацменьшинства в Латвии

уверена, что латыши в Даугавпилсе находятся под угрозой в
абсолютном меньшинстве

думает, что латышам пора прекратить жить обидами за прошлое

убеждена, что в случае угрозы для безопасности Латвии страны
НАТО ввяжутся в конфликт в течение нескольких секунд

РУБРИКА