Вести сегодня, общественно-политическая газета Латвии
85 (828) 13.04.02
В гостях у ветерана-антифашиста побывал Дмитрий Март.
Месяц свободы

Освобождение политузника из латвийских застенков стало
настоящей сенсацией, о которой оповещали все ведущие российские
телеканалы. Ветерану Великой Отечественной войны, которого в суд
привезли на инвалидной коляске, скостили срок в связи с крайне
тяжелым состоянием здоровья. Ведь даже во время заседаний
инвалид 1-й группы, чтобы не потерять сознание, был вынужден то
и дело принимать лекарства.

Отметим, что корреспондент «Вести Сегодня» в свое время
добился-таки разрешения посетить Михаила Фарбтуха в тюрьме. А
теперь мы решили заглянуть к нему в гости уже не в казенный, а в
нормальный дом. Практически немощный старик проживает в
Зиепниеккалнсе в стандартной блочной девятиэтажке со своей
80-летней супругой Анной Комаровой, которая, как и он сам, уже
давно на пенсии.

— За Михаилом я ухаживаю, как за маленьким ребенком, —
рассказала Анна Петровна. — Вечером нужно его раздеть, потом
одеть во все спальное. Утром снова нужно его одевать: штаны,
носки... Я подаю все, что потребуется. В нашей ситуации самое
страшное, если я слягу. У меня на днях был приступ, так Миша
даже не смог подойти ко мне, чтобы помочь...

По словам самого Михаила, больше всего его беспокоит даже не
позвоночник, а голова. Вот почему он даже на улицу не выходит —
боится потерять сознание.

— Если упаду, то Анна не сможет мне помочь! Так и будем лежать
вдвоем где-нибудь во дворе, — улыбнулся ветеран, который,
несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на его семью, не потерял
чувства юмора.

При первом взгляде на Михаила я сразу отметил разительную
положительную перемену, которая произошла с этим мужественным
человеком с тех пор, как я видел его в последний раз «на
тюремной больнице» (как выражаются зеки). Ведь до заключения он
весил почти 100 килограммов, а после освобождения — чуть более
70. Каждый месяц, проведенный за решеткой, он терял как минимум
по одному килограмму.

Не всякая диета идет на пользу

— Конечно, после освобождения молодость ко мне не возвращается,
но, безусловно, домашняя обстановка — очень существенный фактор.
Супруга у меня прекрасно готовит! Я сам чувствую, что начал
поправляться, — домашнее питание не сравнить с тюремным.
Конечно, в моем возрасте лишний вес ни к чему, но и тюремная
диета меня не красила.

Хотя тюремная еда для меня — это, скорее, побочный фактор.
Самое неприятное впечатление произвели совсем еще молодые
ребята, которые меня там окружали. За редким исключением, круг
их интересов сводился только к тому, где бы достать выпить, как
бы кого-то обмануть, как бы с бабами встретиться... Все то, что
я воспринимаю как абсолютно отрицательные качества человека, ими
воспринималось на ура. Чем больше наглости, нахальства,
изворотливости, обмана — тем лучше...

— Это удивительно, ведь тюрьма Матиса считается особой — для
бывших работников полиции!

— Да, есть там и работники правоохранительных органов, но их
удельный вес очень и очень мал. Как правило, там сидят типичные
уголовники и бандиты. В основном это молодежь 20 — 30 лет. Их
привычные занятия — это воровство, жульничество и тому подобное.

— Однако, когда я был у вас, вы отмечали, что к вам относятся,
в общем-то, нормально.

— Я даже поразился, с каким трепетом ко мне относились! Может
быть, это определяла позиция администрации тюрьмы. Потому что
очень чувствовалось, что она меня откровенно побаивалась. Ко мне
ведь то и дело из департамента мест заключения приезжало большое
начальство!

Когда я лежал в больнице, меня поместили в двухместную палату.
Рядом со мной был зек, который за мной ухаживал, так как сам я
не мог ничего делать. Так этот бывалый уголовник просто глаза
вытаращил. Он сказал мне: мол, для меня тюрьма вроде дома
родного, я знаю здешние порядки «от» и «до», но впервые вижу,
чтобы начальство так часто сюда заглядывало. Это просто что-то
небывалое!

В самом деле, меня то и дело спрашивали, нет ли у меня
каких-либо претензий. Видимо, они чувствовали, что их позиции в
моем случае очень шаткие. И они старались как могли. Что ж, я их
вполне понимаю, потому что чиновник всегда остается чиновником.
При любых обстоятельствах ему нужно подстраховаться. Ведь в
подобных случаях всегда находят стрелочника. Мало ли что может
случиться с этим стариком! Вдруг он концы отдаст? А как начнут
потом искать виноватого, так кое-кто наверняка будет выглядеть
бледным.

— Тем не менее вас держали за решеткой почти два года. Не
ожидали, что 12 марта вас все же освободят?

— Для меня это было полной неожиданностью. Я ни в коем случае
на это даже не рассчитывал! Для меня это очередное судебное
заседание было самой обычной формальностью. Привезли — увезли...
Я на все сто процентов был уверен в том, что опять вернусь в
тюрьму. Но, видимо, перед выборами национал-радикалы решили
больше не дразнить Европу.

Я считаю, что меня освободили по чисто политическим мотивам,
так что ни о какой судебной объективности не может быть и речи.
Безусловно, положительную роль сыграл весьма обоснованный
документ, который был направлен в Страсбург. Где его приняли!
Наши радикалы не хотели очередного прокола, поэтому они убрали
меня с глаз долой, попросту испугавшись высоких европейских
инстанций.

— Впрочем, обвинение в геноциде латышского народа с вас так и
не снято.

— Да, все осталось в силе. Хотя дальнейшее уголовное
преследование в отношении меня, я считаю, уже невозможно. Теперь
у меня на руках паспорт. Никаких ограничений в передвижении нет.

Дворник оказался стрелочником

Как я понял, сегодня Михаила Фарбтуха больше беспокоят радикалы
не «наверху», а «внизу». Уж слишком много кругом
недоброжелателей.

— Когда перед заключением я гулял на улице, то, помню, одна
старуха встретила меня такими словами: «Как, ты еще ходишь?!
Тебе пора в тюрьме сидеть!» Потом одна молодая как-то подошла ко
мне и сделала замечание: «Ты все еще тут по земле топаешь?..» В
нашем Зиепниеккалнсе живет много семей репрессированных. После
того как Латвия стала независимой, им вне очереди давали
квартиры. Они обозлены на советскую власть, а значит, и на меня.

Кроме того, многие латыши находятся под влиянием своей
национальной прессы. Это только русские газеты писали в мою
защиту. А латышские СМИ держали совсем другую позицию. Помню,
один известный радикал даже заявил, что нужно сгноить меня в
тюрьме до самых костей!

Но разве всем рот заткнешь? Это же обозленные люди. Они уже
грызут даже наших... дворников, у которых спрашивают: «Почему
нам плохо живется?» Просто ищут того, на ком можно сорвать
накопившуюся злость за обманутые ожидания. Я могу их понять:
маленькая пенсия вся уходит на оплату квартиры, а на что жить?
Естественно, что в таких критических условиях обозленный человек
нормально рассуждать уже не может.

В нищете да не в обиде

А как живет сам Михаил Фарбтух? Очень и очень скромно, если не
сказать крайне бедно. Пенсия у него латвийская — 82 лата. Анна
Петровна получает 51 лат. Из этой суммы больше половины нужно
отдать за квартиру, телефон, газ, свет, телевизор...

Кстати, о телевизоре. Он давно уже дышит на ладан. А что вы
хотите, ведь его покупали еще в прошлом веке! Чтобы хоть как-то
сэкономить, Анна Петровна ездит на базар, стараясь купить овощи,
мясо, рыбу подешевле. Но Фарбтухи — люди гордые, помощи ни у
кого не просят.

— Да и не в моей натуре просить, — отметил Михаил. — Я как-то
сам привык справляться. И до сих пор карабкаюсь. Самое плохое,
когда человек теряет веру в себя. Я даже в тюрьме старался себя
мобилизовать. Как говорят латыши, nav vakars — «еще не вечер». Я
и сегодня считаю, что мне еще рано поднимать лапки кверху.

Вот почему, когда мне позвонил российский посол и предложил
помощь, я воздержался...

— Но, согласитесь, с вашим-то зрением хороший телевизор явно не
помешал бы. Кстати, в свое время президент России Путин
предлагал вам переселиться в Россию. Наверняка там для вас
создали бы все необходимые условия...

— Конечно, я очень благодарен Путину за поддержку. Но поймите:
у меня тут дети, внуки, друзья, товарищи, то есть все самые
близкие мне люди! Да и куда я поеду в моем-то возрасте? Да, со
временем мы обжились бы. Но где это время? А потом, по родным
душа все равно болела бы. Как нам с ними общаться с учетом виз и
прочих проблем? А теперь дело мое перечеркнуто. Я не думаю, что
власти осмелятся снова меня преследовать...

РУБРИКА