Вести сегодня, общественно-политическая газета Латвии
68 (811) 21.03.02
Ольга Лунькова. «Огонек»
Обычная девушка Lena

Живет среди нас обычная девушка Lena. Приехала Lena в Москву из
Нью-Йорка. И пока мы, зажмурившись от весеннего кайфа, жадно
глотаем мартовский воздух и непонятно чему радуемся, Lena
тревожится за нас. Мысль о надвигающейся на Россию страшной
американизации не дает ей покоя.

— Свою миссию я вижу в том, чтобы не допустить американизации
России.

— Опять «железный занавес»?

— Нет. Надо наладить равный культурный обмен между Америкой и
Россией. Беда в том, что американцы о русских вообще ничего не
знают. А русские знают о нас в основном по фильмам, которые
каждый вечер идут по вашему телевидению. От этого у русских
складывается неправильный образ американцев и развивается плохой
вкус.

— Не все американское кино, которое крутят у нас по ТВ,
призвано портить нашу эстетику. Изредка попадаются и ваши
шедевры.

— Да, но в основном-то показывают низкопробное кино. Мне жаль,
что у вас редко встретишь в телепрограмме отечественные фильмы —
особенно старые, классические. А в США после восьми вечера ни по
одному из каналов вы не найдете ни одного зарубежного фильма,
там показывают только национальное кино. А вы... Может, вы
просто свои фильмы не любите? У вас ведь такое доброе кино,
такие добрые мультфильмы, а показывают каких-то... покемонов.
Честное слово, мне больно, что русские не понимают своих
ценностей.

— Не хотелось бы тебе написать программу по антиамериканизации
России, создать какой-нибудь фонд или движение?

— А почему нет? Могу! Но не сегодня-завтра, а вообще таких
планов я из своей жизни не исключаю.

— А ты готова стать лидером такого движения?

— Лидером вряд ли стану, потому что я все-таки американка, но
могу разработать программу и стать правой рукой и мозгом лидера.

— У тебя такое неамериканское имя — Лена, откуда это? Может,
русские корни?

— Я бы не назвала это русскими корнями. Просто у женщин моей
семьи есть особенность — они покидают свою родину. Так,
прабабушка со стороны отца в свое время уехала из родного
белорусского городка Слуцка. Спасаясь от погромов, она оказалась
в США. А моя мама, рожденная во Франции, покинула родину ради
поисков себя и тоже добралась до Америки. Меня же назвали в
честь сестры Сергея Рахманинова. Мама очень любила его музыку.
Поэтому интерес к русской культуре был во мне заложен
генетически. Я слушала музыку Рахманинова и Глинки, читала
Пушкина, Толстого, очень любила Чехова и по самоучителю
осваивала русский язык. В какой-то момент мне захотелось
подышать воздухом тех великих людей.

— Похоже, ты выбрала не самое подходящее время. Чеховский дух в
СССР витал разве что над МХАТом с его неизменной «Чайкой».

— Меня это не смущало. И летом 1989 года прилетела в Москву в
гости к одному молодому человеку, с которым случайно
познакомилась в Нью-Йорке прямо на улице. Он не был готов к
моему визиту и поэтому попросил меня какое-то время пожить на
даче его знакомых. Я безумно обрадовалась, вообразив, что, кроме
романтического одиночества Татьяны Лариной, меня там ждут свежий
воздух, сочные фрукты и небольшой бассейн с чистой прохладной
водой. Но, как я теперь понимаю, то была самая обычная советская
дача: шесть соток земли, посередине фанерный домик, а чуть в
стороне от него — «удобства». Какой там бассейн, какие фрукты?!
Единственное, что росло на участке, — щавель и высоченная, не
скошенная трава. Пару дней я пребывала в легком шоке, а потом,
освоившись, стала ходить за продуктами в сельский магазин,
таскать воду из колодца, научилась топить русскую пучь и
готовить еду. Вау! Жизнь сельских жителей я впитывала как губка.

— Наверное, и с русским матом пришлось познакомиться?

— С русским матом я познакомилась еще в Москве. Однажды
тормознула такси и на очень плохом русском языке попросила
довезти меня до американского посольства. Таксист рявкнул:
«Сколько дашь?» Я по американским меркам посчитала, что если
метро стоит пять копеек, то услуги такси в раза четыре выше. В
общем, когда я сказала: «Двадцать копеек», — он меня так послал,
что, идя до своего родного посольства пешком, я долго не могла
прийти в себя. А вообще в тот приезд у меня на шее на веревочке
висел блокнотик, в который по слуху я записывала латинскими
буквами непонятные слова и выражения. И вечером у Юры
спрашивала: «Что значит...? А что значит...?» Когда я выдала
порцию новых слов, он сказал, что женщина не должна произносить
их вслух. «Почему? — удивилась я. — Ты сначала скажи, что это
означает, а я уж решу для себя, говорить мне это или нет».
Прожив месяц в России, я поняла самое главное: матерные слова в
этой стране ключевые, без них не обойтись ни в общественном
транспорте, ни в магазине, ни порой даже в офис е приличной
компании.

— Сейчас «ключевой» язык освоила?

— Я знаю несколько матерных слов и, если надо, могу употребить.
Мне нравится в русских, что они в чем-то умеют проявить
деликатность, а если человек тебя в упор не понимает, как
скажут... И все! Это мне очень близко. Я же, как это сказать,
ньюйоркщица. А это особая каста людей. Наверное, как москвичи.
Можно уехать далеко-далеко от этого города, но он всегда
останется в тебе. Я всегда и везде останусь ньюйоркщицей.

— А как ты относишься к тому, что мат в России выходит из-под
цензуры?

— Это происходит не только в России. Во всем мире мат
легализуется. Когда я была маленькой, у нас считалось
неприличным произнести вслух слово fuck. А сейчас его
употребляют везде.

— Я читала, что в начале 70-х в США был громкий судебный
процесс по поводу того, что один дяденька публично употребил это
слово.

— Да, американцы вообще любят затевать разные судебные
разбирательства. Но тот человек, о котором ты говоришь,
насколько я помню, выиграл процесс, сославшись на одну из статей
нашей конституции, которая позволяет гражданину как угодно
выражать свои чувства. Вообще же я считаю, что надо иметь
цензуру внутри себя, чтобы не превратиться в... быдло.

— А что, по-твоему, кроме внутренней цензуры, не дает людям так
низко пасть?

— Национальная культура. Я хочу, чтобы русские поняли, что у
них замечательная страна, ее надо любить со всеми недоделками и
недостатками. Многим русским кажется, что в Америке все
идеально, и если русские введут у себя такие же, как у нас,
законы, построят высокие дома из стекла и бетона и станут
питаться суррогатами «Макдональдса», то все изменится к лучшему.
Ничего подобного! Русские не понимают, какая у них интересная
жизнь. Интересная именно из-за нестабильности и борьбы со всем,
чем только можно, начиная от тараканов на кухне и до уличных
митингов. Я хочу, чтобы русские поняли, что стабильность — всего
лишь иллюзия. На самом деле в жизни не может быть ничего
стабильного. Все мы под Богом ходим. Стабильной может быть
только культура. Культуру надо поддерживать во все времена. Беда
в том, что культурный уровень граждан сейчас заметно снизился.
Не только в России. Возьмите любую страну Европы, Америку. Я с
ностальгией вспоминаю то время, когда в московском метро все
читали. А сейчас человека с книжкой уви дишь редко, все чаще
курс доллара обсуждают.

— Слушай, а как именно тебя занесло в Россию после того первого
приезда в 89-м году?

— Во-первых, из опыта моего первого приезда мне здесь очень
понравилось. Во-вторых... у меня была глубокая депрессия. Тут
надо долго все объяснять. В общем, моя мама тяжело болела и,
чтобы поправить здоровье, уехала во Францию. Там ей хотели
сделать операцию, но было уже поздно. Моя мама умерла на родине
и там же похоронена. А отец женился на другой женщине, переехал
жить к ней. Я осталась одна. С деньгами было туго, и, чтобы
решить материальные проблемы, пришлось продать дом. Как все
происходило, долго и сложно объяснять, в результате я осталась
без дома и без денег. Что делать? Я не находила ответа на этот
извечный русский вопрос. Ведь еще совсем недавно я имела все:
родителей, жилье, прекрасное образование — я окончила
хореографическое училище Джорджа Баланчина и Бернардский колледж
Колумбийского университета. И потом вдруг р-раз — и нет ничего,
и никому я не нужна. Я была просто раздавлена.

— Вот это все от пресловутой американской уверенности в
завтрашнем дне. Видишь, оказалось, от тюрьмы и от сумы не
зарекайся.

— Русская поговорка очень правильная. Такие русские ощущения,
как «авось» и «может что-то случиться», нам незнакомы, и поэтому
мы ментально ни к каким поворотам судьбы совершенно не готовы.
Вот и у меня выбило почву из-под ног, что делать и как жить
дальше, я не знала. Может быть, русский человек подумает, что я
могла бы обратиться к отцу, чтобы помог деньгами, приютил, но у
нас это не принято — я взрослый человек с образованием, так что
надо из любой ситуации выкарабкиваться самостоятельно. В общем,
меня на время приютили местные кришнаиты. И вот однажды, это
было в доме кришнаитской общины, я проснулась, и первое, что
увидела: на столе лежит Библия и учебник русского языка. Это был
момент прозрения. Вдруг я совершенно четко осознала, что надо
бросать все и лететь в Россию. У меня мыслей не было, чтобы
поехать куда-то в теплую страну или хотя бы к родственникам во
Францию. На последние деньги я купила билет и прилетела в Москву
с 50 долларами в кармане.

— Да, это как-то очень по-русски. Похоже, никакая другая страна
тебя с такими деньгами не приняла бы. Разве что Украина. И как
ты себя ощущала в Москве с ее бешеными ценами?

— Я ничего не боялась. Поначалу я поселилась все у того же
приятеля Юры. Он опять к этому не был готов. Но через две недели
после приезда я имела работу, жилье и даже успела познакомиться
со своим будущим мужем.

— Как это?

— Чтобы найти работу, я поехала в гостиницу
«Рэдиссон-Славянская», где проходила международная выставка
товаров. Там разговорилась с одним калифорнийцем, который хотел
уже сворачивать свой бизнес и улетать на родину, потому что
остался без секретаря и помощников — они не смогли жить в
московском климате. Я сказала, что могу выполнять обязанности
секретаря и помощников. Так я нашла работу. А поскольку все
сотрудники фирмы жили в «Рэдиссон-Славянской», то и мне выделили
номер. Так у меня появилось жилье.

— А мужа ты нашла по брачному объявлению, вывешенному в
вестибюле все той же гостиницы?

— Нет. Когда я переезжала от Юры, то его папа как бы между
прочим сказал, что у него есть один знакомый молодой человек,
писатель и сценарист Максим Стишов, который по внутреннему
складу точная моя копия. «Вот бы вам познакомиться», —
риторически предположил он. Но я была так загружена работой и
новыми впечатлениями, что знакомиться с кем-то, тем более очень
похожим на меня, совершенно не хотелось. И все же совсем скоро,
на открытии Американского дома кинематографии в
«Рэдиссон-Славянской», нас представили друг другу. А на
следующий день Максим назначил мне свидание у памятника
Маяковскому. А у меня не было теплой одежды, кроме тоненького
летнего пальто, поэтому на первое свидание я пришла насквозь
продрогшая и простуженная. Максим посмотрел на меня и сказал:
«Тебе нужно теплое пальто». Мы поехали в ЦУМ и купили пальто. А
через три месяца мы решили пожениться.

— А что, именно покупка пальто заставила тебя как-то
по-особенному посмотреть на будущего избранника?

— Я вдруг ощутила, что к женщине можно относиться иначе, чем
это делают американские мужчины. Мне трудно общаться с
человеком, который, например, садится напротив и спрашивает:
«Что ты дальше намерена делать? Расскажи о своих планах, покажи
свое резюме, потому что я хочу знать, с кем имею дело». Так жить
невозможно! А Максим у меня вообще ничего не спрашивал, он
принял меня такой, какая есть. Он видел, что у меня есть
проблемы, что я болею, нервничаю, не знаю, что как дальше
сложится. Когда что-то у меня в жизни стало выстраиваться, он
был рядом, радовался вместе со мной. Это для русских, как я
теперь понимаю, вполне нормально.

— А что изначально тебе было непонятно в русских, что удивляло?

— Вот парадокс, которого я не в силах постичь: любой русский
человек, вроде бы такой угрюмый и неулыбающийся, может толкнуть
или обругать тебя на улице или в транспорте, но в то же время он
имеет некую душевную теплоту и может пригласить тебя к себе
домой, накормить, напоить, за жизнь поговорить и денег взаймы
дать. А американец, который тебе широко улыбается на улице, вряд
ли пригласит домой даже хорошего знакомого. А если и пригласит,
то даже кока-колой не угостит.

— Теперь давай про мужчин. Какая национальная черта отличает
русских от американцев?

— О-ох! Знаешь, недавно мы сидели на кухне с одной моей русской
приятельницей, которая уехала жить в США, и рассуждали, в чем
разница между русским и американцем. Причем она мужчин называет
исключительно бойфрендами, а я этого не терплю, предпочитаю
говорить: молодой человек. В общем, мы решили так: американец
вовремя явится на свидание, пригласит тебя в ресторан, оплатит
ужин, скажет, какая ты красивая и незабываемая, пообещает на
следующий день позвонить и никогда больше не позвонит. А русский
ведет себя так: напросится к тебе домой якобы в гости, а сам
съест все, что имелось в холодильнике, напьется и останется
жить, пока ты его не выгонишь. Поверьте мне, эта формула
проверена нашим с подругой горьким жизненным опытом.

— Для тебя важно было изменить свой социальный статус, иметь в
России не просто хорошего друга, а более крепкий тыл — мужа?

— Печать в паспорте для меня никогда глобального значения не
имела. Главное, что у нас с Максимом общие цели в жизни. Мы
вместе почти десять лет, и до сих пор нам интересно
разговаривать. При этом мы, конечно, не забываем разыгрывать
свои социальные роли — я этакая нью-йоркская эмансипе, а он
писатель, погруженный в свой внутренний мир. При этом, повторяю,
внутренне нам очень комфортно друг с другом. И сейчас я понимаю,
что именно его ждала всю жизнь.

— То есть можно признаться себе, что личная программа-максимум
выполнена: есть муж, ребенок, дом, работа — и при этом все
любимое?

— Я никогда в жизни не строю планов, не умею по ним жить.

— Ты считаешь, что течение жизни во всех ее проявлениях должно
быть естественным и никакие контракты не в силах на него
повлиять. А кстати, брачный контракт вы с Максимом составляли?

— Нет. Мне это не близко, потому что невозможно оговорить и
задокументировать все нюансы жизни. Я очень удивилась, узнав,
что система брачных контрактов сейчас практикуется в России.
Если честно, я иногда реву в подушку оттого, что здесь идет
такая страшная американизация. Люди берут за образец то, чего
толком не знают. И буквально вчера я поймала себя на мысли, что
испытываю сильную ностальгию по России десятилетней давности.
Это странно, да? Иногда я думаю о том, что могу куда-то из
Москвы уехать. Вот недавно я была во Владимире и вдруг
увидела... Знаешь, когда мы с Максимом поженились и родилась
Аня, мы четыре года прожили в общежитии на Новослободской. Так
вот, в гостинице города Владимира я увидела такой же линолеум,
какой был у нас в общежитии, такие же обшарпанные подоконники,
такие же ржавеющие подтекающие трубы. И поначалу я успокоилась,
поняв, что могу вернуть время, если брошу Москву и перееду жить
в провинцию.

— А кто же будет бороться за нашу антиамериканизацию?

— Русские сами должны заботиться о своем будущем, за вас его
никто не создаст. Но я все-таки никуда не уеду, буду стоять со
своим нью-йоркским упорством, пока русские не поймут, что им
надо как зеницу ока хранить и умножать свою национальную
культуру.


РУБРИКА
В начало страницы