Вести сегодня, общественно-политическая газета Латвии
39 (782) 15.02.02
Лариса ПЕРСИКОВА
Сумерки цивилизации

— Бомбардировки — это только один из ударов, который обрушился
на нас за эти десять лет. До этого у нас были экономические
санкции — грудные дети умирали без лекарств, мы пили порошковое
молоко из гуманитарной помощи и ели картошку без мяса. Я,
профессор университета, ходила на лекции в дырявых чулках. У нас
были реки беженцев и зарплаты — две-три марки в месяц. И все это
накапливалось целых десять лет. Я даже знаю ребенка, первым
словом которого была «бомба». Не «мама», не «папа», а «бомба».

На той единственной гражданской

На конференции православных парламентариев, которая на этой
неделе прошла в Риге, выступление профессора Лиляны Чолиц было
самым ярким. Не только потому, что она оказалась единственной
женщиной среди депутатов. Но и потому, что сербский профессор,
преподающая в Белградском университете арабские языки, имеет
особый взгляд на мир. С Лиляной Чолиц мы беседовали в те дни,
когда Милошевич предстал перед судом Гаагского трибунала.

— Многие сербы, которые достаточно индифферентно отнеслись к
аресту Милошевича, вдруг опомнились и вышли с протестами на
улицы. Почему? — спросила я.

— Выдача президента государства, за которого проголосовало
большинство народа, это вопрос не правды или неправды, а
национального достоинства. Да, мы считаем, что каждый, кто
виновен в преступлениях, должен отвечать как перед Богом, так и
перед человеческим судом. Но у нас была гражданская война — в
Хорватии, Боснии и Герцеговине. В ней участвовали три народа. В
этой гражданской войне не может быть виноватой только одна
сторона. Почему же на скамье подсудимых мы видим только одного
Милошевича? Где лидеры хорватов и мусульман? Мне кажется, что
обвинительный акт против Слободана Милошевича в Гааге по сути
дела является коллективным обвинением всего сербского народа. Не
случайно нас сравнивают с немцами во Второй мировой войне.

Отверженные

— Вы хотите сказать, что происходит демонизация сербов?

— Да, и мы не можем с этим согласиться. Потому что сербский
народ оказался самой большой жертвой в этой гражданской войне.
Мировое сообщество забывает, что Хорватия на сегодняшний день
полностью этнически очищена от сербов. В Сараево их практически
нет, а было сто-двести тысяч человек. Зато в Сербии более 600
тысяч беженцев — без домов и без работы. Это люди, которых
изгнали из Хорватии, Боснии и Косово. Женщины, дети, старики,
никогда в жизни не державшие в руках оружия. Они не хотят, да и
не должны принять тяжесть обвинения на свои плечи. Как политик и
как человек, я должна признаться, что хоть до сих пор и не
понимаю, почему все эти десять лет люди голосовали за
Милошевича, но я поддерживаю их позицию и акции протеста.

— Но встать в ряды демонстрантов вы еще не можете?

— Конечно, не могу. Я борюсь с Милошевичем с начала 90-х годов.
Это моя нравственная позиция. Но я никогда не стала бы разгонять
этих демонстрантов, потому что могу их понять.

Силой молитвы

— Коштуница и Милошевич разделили сербское общество на два
лагеря. Сейчас оно едино?

— Я уверена, что Коштуницу сейчас поддерживает большинство
сербов. Если бы век правления Милошевича был короче, может быть,
он сегодня не был бы в Гааге. У него не было бы возможности
сделать такие ошибки. И это было бы намного лучше не только для
Милошевича, но и для всего нашего народа.

— Лет восемь назад, когда в Югославии еще только начиналась
гражданская война, на одном из московских форумов выступал
сербский поэт. Под аплодисменты зала он говорил: «Как вы,
русские, безропотно позволили развалить свое государство? Мы,
сербы, взяли в руки оружие, чтобы сохранить свою страну». Сейчас
в своем выступлении на конференции вы сказали, что сохранить
единство Сербии и Черногории можно только молитвой. Значит, идея
взять в руки оружие тогда была ошибкой?

— Брать оружие, чтобы нападать или чтобы защищать свои дома и
жизни в этнических анклавах, — это разные вещи. Я сербка и люблю
свой народ, но не считаю, что все сербы невинны. Я уже сказала,
что виновники имеются во всех трех сторонах. И я бы хотела,
чтобы каждый отвечал, как Господь говорит, по делам своим. Но
фактом является то, что сербский народ никогда в своей истории
не был оккупантом — ни в Первой мировой, ни во Второй мировой
войнах. Он никогда не нападал на чужие государства и никогда не
осваивал чужие территории. И мне очень больно, когда мой народ
называют преступниками.

Знать не дано

— Однажды в русской православной прессе на вопрос: почему такая
беда постигла Югославию, почему стали бомбить страну,
процветающую в центре Европы? — был дан неожиданный ответ:
«Господь попустил это, потому что страна была богатой, жила на
европейском уровне, а в такой ситуации, как мы знаем, люди
обычно отходят от Бога. И этими бедами Господь вернул сербов к
вере». Действительно ли люди пошли в храмы?

— Конечно, Господь попустил нам эти искушения. И я рада, что
народ в моем государстве возвращается к вере и церкви. Но если
говорить о наказании, то Гаагский трибунал — это еще не Страшный
суд. А почему Господь пока не наказал главных преступников, а
только один маленький сербский народ, нам не дано знать. И как
православные христиане, мы даже не имеем права это
анализировать.

— Скажите, а с чем у вас ассоциируются недавние бомбежки
Афганистана — со справедливым возмездием или с тем, что пережила
в свое время Югославия?

— Справедливыми не могут быть ни одна бомбардировка и ни одно
коллективное наказание народа. На встречах с политиками из
государств, которые принимали решение о нанесении бомбовых
ударов по Югославии, я всегда говорю: «Если бы вы хотели
наказать только Милошевича, вам бы хватило одного снайпера,
почему же вы уложили 78 сербских детей?» Лично я никогда ни одну
бомбардировку в мире ни оправдать, ни понять не смогу. Еще раз
повторяю: нет коллективной вины народов, есть отдельные
виновники.

По одному сценарию

— Госпожа Чолиц, вы состоите в демократической партии Сербии.
Не появились ли у вас сомнения в ценностях западной демократии?
— У меня появились сомнения в ценностях современной цивилизации
вообще. Действительно ли является цивилизацией то, что мы имеем?
Или это помрачение, сумерки цивилизации...

— Русских и сербов объединяет не столько славянское начало,
сколько вера. Скажите, после того как Россия не смогла в трудную
минуту существенно помочь Югославии, не наступило ли некое
разочарование в православных братьях?

— В человеческом плане — нет, потому что мы осознаем: у России
свои большие проблемы, ведь она столько пережила после 1917
года.

— Так сербы еще и жалеют русских?

— А как же? Я выскажу свое личное мнение: первой под удары
попала Россия и только потом Югославия. Но сценарий один и тот
же. И у нас голова больше болит о том, кто нанес нам вред, а не
о том, кто не помог, потому что у него не было на это сил.

Нас по-прежнему двести миллионов!

— Есть исторический казус, который русские любят вспоминать.
«Нас с русскими 200 миллионов», — заявила в начале века
крошечная Черногория и первой объявила войну Германии. Сейчас
геополитическая ситуация иная — россияне больше не могут играть
серьезную роль на Балканах...

— Мы это понимаем. Но ради равновесия в мировой политике очень
важно, чтобы Россия стала сильной. Она должна подняться — это
нужно не только русским, но и нам. А слова «Вместе с русскими
нас 200 миллионов» в сердцах югославов останутся навсегда.

— В этнически вычищенном Косово остались многие сербские
православные монастыри. Наверное, потерять эти святыни для вас
все равно что для русских лишиться Оптиной пустыни или
Свято-Троицкой лавры.

— У нас нет возможности отказаться от Косово, которое является
собственностью не только живущих сейчас людей, но и будущих
поколений. Можно отречься от того, что вы купили, но не от того,
что унаследовали. И наш долг — сохранить Косово во имя прошлого,
настоящего и будущего сербского народа.

— Спасибо за беседу.

РУБРИКА