Панорама Латвии, Ежедневная русская газета Латвии
016 19.01.02
Владимир Дубровский
Владимир Бузаев: «Не допустил бы трагедии 91-го»

Этого человека многие привыкли видеть на трибунах митингов, в
пикетах, на акциях в защиту прав человека, образования на
русском языке... Неодно-кратно он появляется и в телевизионных
отчетах об этих событиях. Но, правда, на латвийских телеканалах
слово ему почти не предоставляют. Поэтому сегодня мы решили
частично восполнить этот недостаток и пригласили председателя
фракции «ЗаПЧЕЛ» в Рижской думе, председателя партии
«Равноправие», члена Латвийского комитета по правам человека
Владимира БУЗАЕВА стать гостем нашей рубрики.

На встречу он пришел после завершения очередного думского
заседания, на котором было рассмотрено около 30 вопросов.

«У родного порога стоял»

— Жарко пришлось?

— Обычное рабочее заседание. Таких у меня в среднем — по
десятку в неделю. Ведь наша фракция из 13 депутатов входит в
правящую коалицию и в значительной степени определяет
принимаемые думой решения.

— Насколько я помню, это твое не первое вхождение в органы
местной власти?

— Ну, как партийный функционер я вмешивался в работу всех наших
фракций всех уровней, начиная с 1993 года. А лично был избран в
краткий период всеобщего избирательного права народным депутатом
Рижского городского совета в декабре 1989 года, где честно и
отработал почти 5 лет.

— Как раз попал на смену эпох?

— Как на войне — год за три считается.

— Ты рижанин?

— Натурализованный гражданин. Родился в России, хотя до этого
родители уже 4 года жили в Риге. В полтора месяца от роду
приехал домой. В результате лишился пяти приватизационных
сертификатов. А остальные, которые у меня тоже отняли, засчитав
время пребывания в Латвии с того момента, когда отец ушел с
должности секретаря парткома завода, я вернул в судебном
порядке. Экспериментально проверив дорого давшиеся нам
рекомендации Латвийского комитета по правам человека. Решающим
аргументом в суде явилось свидетельство о рождении на латышском
языке, выданное в Риге.

Мне уже 50. А это возраст, когда можно подводить определенные
итоги, но, с другой стороны, хватает сил и для новых дел.

— И каковы итоги?

— В 1995-м решил для себя, что душа спасена и можно умирать
спокойно. Нашей победой закончилась трехлетняя эпопея с
десятками тысяч лиц, которым противозаконно отказывали в
регистрации в Регистре жителей. Был принят, наконец, и закон о
статусе неграждан. Причем в редакции, очень близкой той, которую
мы обсуждали в миссии ОБСЕ. Да и лично вытащил из цепких лап ДГИ
несколько десятков семей.

— Неужели с детства мечтал стать политиком, правозащитником?

— Конечно, нет. Отец у меня был высококвалифированным
инженером, работал директором заводов «Саркана звайгзне» и РВЗ.
В электрички, которые до сих пор ходят теперь уже в 15
независимых странах, вложен труд не только родителей, но и почти
всех родственников.

— Так и мама там трудилась?

— В КБ. Моего брата, он старше меня на четыре года,
принесенного из роддома, положили на чертежную доску, поскольку
не было детской кроватки. У нас была двухкомнатная квартира
возле железной дороги, и когда мимо проходили поезда, дом ходил
ходуном.

— Так и вырос под стук колес?

— Но железнодорожником не стал. После вполне пролетарской
восьмилетки родители определили меня в школу с математическим
уклоном. Сейчас ее здание зажато между французским и
американским посольствами. Поэтому и в 1994-м, когда накануне
приезда Клинтона очищал заблокированную пикетчиками проезжую
часть улицы, и в 1999-м, выступая против бомбежек Югославии,
чувствовал себя легко. У родного порога стоял!

А вот учиться было трудно. До 11 часов вечера корпел над
учебниками. Зато на первых двух курсах физмата ЛГУ просто
отдыхал. А на старших весьма квалифицированные люди готовили нас
к конструированию магнитнодидродинамических генераторов будущих
термоядерных электростанций. И хотя таковые создать так и не
удалось, наш выпуск не оказался невостребованным. С учетом того,
какие средства тогда вкладывали в наше элитное образование, всех
расхватали еще на четвертом курсе.

Дело всей жизни

— И куда попал после университета?

— В местный геологический НИИ. Пока делал курсовую, обнаружил,
что теплоперенос в разогретом до температуры мартена приводе МГД
— насоса и процесс истечения жидкости из ствола в скважину
описывается идентичными, существенно нелинейными, но вполне
разрешимыми на ЭВМ уравнениями. В 1976 году привез рукопись
статьи по миграции загрязнений в подземных водах в ведущий по
моей тематике московский институт. Маститый профессор повертел
ее в руках и достал из стола пахнущий типографской краской
журнал, в котором были очень похожие его формулы. Когда
оказалось, что его результат выводится из моих уравнений в
качестве частного случая, сразу же предложил и место в
аспирантуре, и жилье в Москве. Но я Ригу не бросил, остался
заочником. Кандидатскую защитил, а докторскую не успел...
Перестройка, перестрелка, перекличка.

Хотя как раз после 1991 года в инженерной части моей карьеры
наступил определенный расцвет. Появились персональные
компьютеры, и различные объекты подземного водоснабжения Лиепаи,
Вентспилса, Даугавпилса, ну и, разумеется, Риги, обсчитаны моими
руками.

— Так специалистов вашего профиля в Латвии не готовят?

— Таких, вполне конкурентоспособных, по сравнению, скажем, с
американцами, может подготовить только Империя. В 1996-м
штатники с западного побережья приехали нас «цивилизовать»,
привезли очень хорошее программное обеспечение и подарили, но
без некоторых существенных деталей. С расчетом на дальнейшие
закупки. А я за летний отпуск, вдохновленный кредитом Всемирного
банка, по-хакерски взломал их сокровище и включил в
собственноручно созданную систему диалоговой обработки данных.
Потом, в 1998-1999, сумел на этой базе создать
гидрогеологическую модель подземных вод всей Латвии. Ходить
после операции не мог и работал прямо в постели на подаренном
спонсорами за правозащитные успехи компьютере.

Аналогов такой модели в постсоветском пространстве нет. А в
Дании, к примеру, на это потребовалось несколько лет,
семизначная сумма и коллектив из дюжины сотрудников.

Несмотря на мизерную зарплату и крайнюю занятость в думе и в
партии, жалко совсем ставить крест на деле всей жизни. Сейчас, к
примеру, занимаюсь оптимизацией исключительно сложного объекта
водоснабжения на западе Латвии, который собираются
модернизировать за счет западных кредитов.

— А когда произошел приход к общественно-политической
деятельности?

— В октябре 1988, накануне первого съезда НФЛ, когда Верховный
Совет Латвийской ССР принимал решение о введении единственного
государственного языка. Тогда уже ясно чувствовалось, что над
русскоговорящей общиной Латвии сгущаются грозовые тучи.

Подготовил с двумя коллегами текст заявления, который опирался
на справочник о языках народов мира. И начинался он с того, что
в Финляндии, в населении которой лишь 5 процентов шведов, два
государственных языка. Далее были перечислены аналогичные
страны. А почему же в Латвии, где 48 процентов русскоговорящих,
не ввести два государственных языка? Под этим письмом появилось
200 подписей, которые я собирал на улицах, в трудовых
коллективах, а последние два десятка появились в Доме печати,
куда я принес его. Письмо было опубликовано в одной из газет в
день заседания Верховного Совета.

Но только этим не ограничились. Отыскали депутата от нашего
округа, напросились к нему на прием и объяснили, что хотят его
избиратели. Этот партийный чиновник полностью согласился с нашей
позицией, но голосовал за прямо противоположную, подчинившись
указанию партии. Этой схемы поведения — внесения конкретных
законодательных предложений с одновременной апелляцией к «улице»
— партия «Равноправие» придерживается и поныне.

— Но я знаю немало людей, которые тогда ограничились
единственным шагом.

— Так у меня вскоре последовал и второй. Была тогда на
Латвийском ТВ передача «Лабвакар», которая прославилась тем, что
постоянно оскорбляла «мигрантов» и «оккупантов». Терпение мое
иссякло, и я написал комментарий. Он был опубликован. Как и
сотни моих последующих статей в защиту русской общины. А тогда
по публикации меня нашли представители инициативной группы и
пригласили на фабрику «Латвия», на учредительное собрание
Интерфронта. Там среди людей, защищающих «устои», нашел и
единомышленников, которые хотели радикально модернизировать
Империю, но вовсе не желали ради ремонта сжигать собственный
дом. По просьбе Белайчука организовал первый (!) русский пикет у
здания Верховного Совета. Работал в редколлегиях газеты
«Единство» и радиопередачи «Ракурс», пока меня оттуда не
вытеснили за многочисленные грехи.

— В чем заключалась ваша «вина»?

— К примеру, на 2-м съезде Интерфронта осмелился защищать
частную собственность как неотъемлемый элемент развития
народного хозяйства. После очередного скандала в редколлегии
покойная ныне Люба Пшенникова взяла меня за руку и привела в
более близкое по духу Балто-славянское общество. И уже с моим
участием в его недрах возник Центр демократической инициативы,
готовый активно вмешиваться в политическую деятельность. На
выборы в городской совет уже шел от него.

— Много конкурентов оказалось в округе?

— Еще 12. В том числе два представителя Интерфронта,
представитель горкома и даже председатель ОСТК, один из крупных
чиновников порта. Но мы уже тогда понимали и ситуацию, в какую
попали, и способы, каким образом хотя бы минимально эту ситуацию
изменить в нашу пользу. Так что остался во втором туре один на
один с кандидатом от НФЛ, которому в русском округе, да при
всеобщем избирательном праве проиграть было просто нельзя.

— В Верховный Совет не стали баллотироваться?

— Не хотел бросать работу. И по моему округу был выдвинут
будущий юрист фракции «Равноправие» Костя Матвеев. До сих пор
(!) хожу на работу мимо одного из собственноручно наклеенных
мною его предвыборных плакатов. А созданная мною «команда» в
ходе различных довыборов кочевала из округа в округ. Весьма
активно поддерживали мы, к примеру, Белайчука и Жданок, чуть не
сломав на печатании их листовок доступный нам принтер.

— А как оказался среди правозащитников?

— В 1992 мы уже были негражданами, но еще оставались
депутатами. Сидели рядом с Татьяной Жданок и в промежутках между
нажиманием кнопок обменивались проблемами. У нее пачка писем, у
меня не меньше. Большинство — об отказе в регистрации в Регистре
жителей. И 1 января 1993-го, к ужасу своих домочадцев, я
разложил на полу под елочкой полторы тысячи писем, которые были
адресованы Ибрагиму Фолу, главе миссии ООН, прибывшей сюда по
приглашению фракции «Равноправие». Проанализировал причины
отказа, прикинул их законность. А после этого две русские газеты
опубликовали эту статистику с нашим предложением — прийти в
Рижскую думу и получить правовую консультацию. Так началась моя
правозащитная деятельность.

— И люди пришли?

— 2 тысячи. Тем самым парализовав работу всех чиновников. Костя
Матвеев и Владимир Богданов были блокированы в зале на 3-м
этаже, я консультировал на втором этаже в коридоре, взобравшись
на подоконник, а Татьяна Жданок вместе с телевидением застряла в
вестибюле. Так и возник Латвийский комитет по правам человека,
который на 1 января 2002 года принял около 35 тысяч посетителей.
Правда, за это время нам несколько раз пришлось менять
помещение, поскольку власти сразу начинали давить на тех, кто
нам предоставлял приют.

— Ваш комитет стал своего рода и университетом?

— Да, потому что раз в две недели мы проводим семинары, на
которых рассматриваем изменения в законодательных актах,
обмениваемся опытом, даем рекомедации по конкретным случаям... И
такое у нас уже 5 лет.

— Новички появляются?

— Конечно. Совсем молодые люди: Юра Соколовский — депутат
Сейма, Денис Горба, Алексей Димитров — консультанты фракции
«ЗаПЧЕЛ». Комитет, разумеется, организация элитная, берем мы
туда не всех, и не многие у нас выдерживают.

— Прогнозы на предстоящие выборы в Сейм?

— Считаю, что 20-22 места в Сейме взять нам вполне по силам.

— Но это не контрольный пакет акций. Кого вы видите в
союзниках?

— Всех, кто готов ради участия во власти не мешать нам решать
проблемы ликвидации дискриминации русской общины — политические
права, образование, язык.

В кольце баррикад

— В эти дни как раз исполняется 11 лет со дня так называемой
«баррикадной эпопеи» в Риге и провокации у здания МВД...

— Вечер 20 января 1991 года. Сижу у телефона в Рижском
горсовете. Отвечаю на звонки.

За спиной коллеги дорабатывают наше Обращение к населению
Москвы и Ленинграда. Суть документа в том, что проходящие в этих
городах акции «за вашу и нашу свободу» не вызывают энтузиазма у
59 из 120 рижских депутатов, равно как и у их избирателей.
Компьютеров еще нет, печатаю на машинке.

Верховный Совет в кольце баррикад. Фракция «Равноправие»
Верховного Совета осуществляет парламентскую деятельность в Доме
политпросвещения. Отлучаться нежелательно. Так что завтра
разъяснять ситуацию столь безоглядно «поддерживающим» нас
россиянам поедем мы.

Звонок. Спрашивают, что происходит в городе, что будет завтра.
Предлагают теплые вещи и банки с вареньем для Рижского ОМОНА,
уточняют адрес, куда это можно передать.

Звонок. Долгое молчание. Потом матерная фраза: «Ты еще здесь
сидишь? Скоро мы за тобой придем и вынем из тебя душу».

Ну и так далее ЕЕ

Просматриваю очередной вариант Обращения, вношу поправки. Все,
на сегодня хватит. Ожидая троллейбуса на Привокзальной площади,
слышу какие-то посторонние звуки, едва различимые в обычном
транспортном гуле. Уже дома узнаю, что это было.

Рига — город большой. И перестрелки в ее центре никак не
отражаются на окраинах. Центр же невелик, горсовет и МВД рядом,
и мои задержавшиеся на полчаса коллеги покидали здание
по-пластунски.

Позвонил во фракцию. С нами, говорят, все в порядке, и кроме
странного визита достаточно пассивных вооруженных людей, ничего
не происходило. Спи, мол, спокойно.

Пробую. Ночью кто-то ломится в дверь. Разговариваю, не
открывая, выслушиваю «комплименты» своей политической
деятельности. Дальше разговоров, к счастью, дело не идет. Даже
дети не проснулись.

Наутро узнаю подробности захвата ОМОНом здания МВД, сразу
обросшие всяческими домыслами и взаимоисключающими вариантами.
Избранный по соседнему округу депутат, член бюро горкома партии
и один из наиболее активных и дееспособных моих коллег (снизил
активность где-то в 1993 году, когда извлек из почтового ящика
«подарок» к 9 мая — три автоматные гильзы по числу своих детей),
рассказал, как прошелся по парку и нашел в деревьях пулевые
отверстия со стороны Бастионной горки.

Некая палившая в спину ОМОНа третья сила, так и не выявленная
ни следствием, ни судом. И полная неосведомленность весьма
холодно относящихся к идее отделения Латвии от СССР депутатов о
предстоящем «вооруженном перевороте».

— Это тоже был поворотный день?

— Тогда был как раз тот редкий момент, когда активная линия
поведения людей, четко определенная гражданская позиция могли
резко изменить не только текущую ситуацию, но и весь ход
истории.

Речь шла не столько о независимости стран Балтии, сколько о
судьбе государства с огромной территорией, 300 миллионами
населения, столетиями обеспечивавшего геополитическое
равновесие. Судьбе нашей Родины, наконец. А Прибалтику просто
выбрали в качестве полигона для опробования технологий развала
СССР.

Прошел еще слишком малый по историческим меркам срок, чтобы
понять, что мы, да и далеко не одни русские, потеряли. Пока что
Латвия за десять лет самостоятельного плавания парадоксальным
образом умудрилась полностью утратить материальную основу
государственной независимости — развитые индустрию и сельское
хозяйство. Демографический и культурный кризис однозначно
свидетельствует о том, что и главная задача «Атмоды» —
сохранение якобы гибнувшего под гнетом «оккупантов» латышского
народа — гораздо лучше осуществлялась в рамках СССР, чем в
педофильной и управляемой взяточниками независимой республике.

Я эту судьбоносность событий кожей чувствовал, и дежурствами у
«горячего» телефона не ограничивался. Дневника, увы, не вел. Но
активно старался внедриться в СМИ всех направлений и видов. Пока
не сформировалась редакция радиостанции «Содружество», весьма
энергично заполнял эфир своим далеким от дикторских стандартов
голосом. Это все улетело в пространство, а вот копии статей
сохранились. К примеру, в «Советской Латвии» за 7 февраля. Между
различными президентскими указами и решениями ЦК и ЦКК затесался
и мой отчет о январских событиях. Вопрос гражданства и грядущего
апартеида, планируемых ограничений экономических прав будущих
неграждан, четко назван проблемой номер один. Говорится и о
вариантах дальнейшей судьбы предприятий союзного подчинения, и,
разумеется, их работников. Ну и чуть-чуть о сумасшедшем росте
цен. Хотя именно с митинга у здания Совета Министров против
повышения цен и начались все наши январские приключения.
Накануне я выступил перед представительной компанией портовых
грузчиков у себя в округ е, прямо на территории порта. И на
следующий день с удовлетворением обнаружил у правительственного
здания значительную часть своей аудитории.

Упомянута в статье и подача петиции в обороняемый баррикадами
от так и не прибывшего противника Верховный Совет. Петицию от
имени группы 59 депутатов мы, если память не изменяет,
составляли вместе с уже упомянутым депутатом от компартии.
Сводилась она к предложению нашим старшим по рангу коллегам
использовать свой авторитет, чтобы были разобраны баррикады, а
рижанам обеспечены безопасность и нормальные условия жизни.
Сколотили небольшую делегацию из 2-3 человек, причем особого
конкурса на вакантные места не наблюдалось.

— Ведь и мне не раз приходилось проходить через баррикады...

— Все посты, кроме последнего, прошли без проблем. Благо
мандаты у нас и НФЛовцев одинаковые Не то, что теперь — синий и
фиолетовый паспорта. А на проходной в искомое учреждение нас
задержали. Сидим бесконечно долго под охраной двух автоматчиков,
слишком сильно нервничающих для лиц, держащих в руках оружие.
Обстановку разрядили появившиеся депутаты Моссовета, приехавшие
к нам выполнять роль посредников. Проехали с ними на трамвае
одну остановку до здания ЦК. А там противоположный лагерь — те
же автоматчики, готовые в любую минуту передернуть затвор.
Сейчас вспоминаешь и думаешь — прямо Косово какое-то. Слава
Богу, что крови пролилось по минимуму.

...Баррикадное противостояние счастливо завершилось указом
премьера Павлова об обмене крупных советских купюр. Сделать это
можно было только по месту жительства, и волна захлестнувших
Ригу селян быстро схлынула. Людей, погибших при так и не
выясненных обстоятельствах, посмертно канонизировали, семьям
дали пенсии. Как и везде, в семьях оказались и неграждане.
Хватило ума дать женам погибших милиционеров гражданство по
статье «за особые заслуги». Так и тут не обошлось без скандала.
Детей забыли в указе упомянуть, и ДГИ долго размышлял, как
выполнить противоречивые указания начальства.

Так и живем в государстве, построенном на лжи. Малой лжи января
и большой лжи марта 1991 года.

Блицопрос

— Женат?

— Трое детей: сын и две дочери. Жена, Наташа, преподаватель
немецкого языка.

— За время работы в оппозиции никогда не возникало ощущение
безысходности?

— Безысходность ситуации — весьма распространенный и
искусственно культивируемый миф. В действительности на счету
«ЗаПЧЕЛ» несколько очевидных и крупных побед:

— смена политики выдавливания «инородцев» политикой
«интеграции»

— переход от ужесточения к смягчению языкового давления на
русскую общину

— ограничение наступления на социальные права после совместной
с соцдемами организации референдумов и запросов в суд Сатверсме.

— По жизни боец?

— Не люблю подавлять людей... Любую проблему стараюсь решить
путем переговоров.

— При проигрыше поражение болезненно?

— Партнеры по упомянутым «переговорам» по ночам снятся... Но
всегда морально готов дать сдачи, ибо каждый день по часу
занимаюсь физподготовкой, сравнимой по интенсивности с курсом
молодого бойца.

— Счастлив?

— Для счастья не хватает одного — времени!

— Что-нибудь переписал бы в своей жизни, случись вернуться в
прошлое?

— Не допустил бы трагедии 1991-го. Последствия случившегося
будут пожинать и наши далекие потомки.


РУБРИКА
В начало страницы