Час, Ежедневная русская газета Латвии
012 (1343) 15.01.02
Элина Чуянова
Депутат Геннадий Котов: «Везет тому, кто сам везет»

Меньшинство нередко становится большинством, потому что встает
с постели и голосует

В прошлый четверг в рамках встречи с министром образования
президент Латвии объявила, что тема русских школ должна быть
закрыта через два года. Это значит — глава государства не
сомневается в справедливости перехода школ нацменьшинств на
латышский язык обучения. Признаться, неловко было слышать такие
речи из уст столь цивилизованного человека, как Вайра
Вике-Фрейберга...

Элина ЧУЯНОВА

— Я не думаю, что этот вопрос решен уже окончательно, — считает
Геннадий Котов, известный латвийский правозащитник, депутат
Рижской думы от объединения ЗаПЧЕЛ, член думского комитета по
образованию, спорту и делам молодежи. — Все будет зависеть от
того, как пройдут парламентские выборы осенью и как изменится
расстановка политических сил. Общеизвестно, что для реализации
этой мечты нет кадров, нет методической литературы: это
невозможно сделать даже физически.

— А с точки зрения международного права? Что оно говорит о
языке обучения?

— Есть Конвенция ООН о борьбе с дискриминацией в области
образования от 1960 года, которую Латвия ратифицировала в 1990
году. Там разъясняется, что под дискриминацией понимается в том
числе ограничение прав по языковому признаку. Наш закон об
образовании противоречит обязательствам, которые Латвия взяла на
себя согласно Конвенции ООН.

Европейская Хартия о региональных языках или языках меньшинств
1992 года более детально регламентирует право получения
образования на родном языке. Правда, она Латвией не
ратифицирована. Так же как и Рамочная конвенция о защите
национальных меньшинств, которую Латвия подписала в 1995 году.
Кстати, из стран Европы еще только Франция не ратифицировала
этот документ. А 43 государства — ратифицировали, в том числе и
Эстония.

— Европа, куда мы так стремимся, наверняка вынудит нас
ратифицировать этот важный документ?

— Это условие выдвигается уже сейчас. Чтобы вступить в
Европейский Союз, Латвии придется ратифицировать Рамочную
конвенцию. Но, пожалуй, самым обстоятельным документом этого
ряда можно считать Гаагские рекомендации по правам национальных
меньшинств на образование, где говорится: «От государств
требуется рассматривать должным образом нужды нацменьшинств,
которые последовательно выражаются и демонстрируются данными
общинами». Цитирую далее: «Подходы типа «погружение», когда
учебный курс преподается исключительно на государственном языке
и дети меньшинства всецело интегрируются в классы с детьми
большинства, не соответствуют международным стандартам». Как
известно, у нас методика погружения рекомендуется как наиболее
передовая.

Кроме того, в Гаагских рекомендациях говорится, что «в
ситуациях, когда меньшинство в недалеком прошлом содержало и
контролировало свои учебные заведения, этот факт должен быть
учтен при определении будущих моделей образования». В Латвии это
положение абсолютно игнорируется.

— Геннадий, все же надо признать, что в целом международные
нормы исходят из ситуации, когда нацменьшинства, прежде не имея
системы образования на своем языке, лишь стремятся к тому, чтобы
получить такую возможность. У нас же ситуация совсем другая:
русская школа имеет в Латвии почти вековую традицию!

— Тем не менее образование на русском языке, которым пользуется
треть всех школьников страны, планомерно сворачивается. Такова
политика государства, не скрывающего свою цель ассимилировать
меньшинства. Можно задать резонный вопрос: если все
международные документы в области языка образования на нашей
стороне, почему дискриминация остается в Латвии нормой? Увы, мир
устроен так, что права человека и нацменьшинств соблюдаются не
сами по себе, а лишь тогда, когда люди отстаивают их, ведут себя
достойно. Под лежачий камень вода не течет. Нельзя сказать, что
нацменьшинства в Латвии ведут себя активно, последовательно,
организованно. Для того чтобы эти нормы работали, нужно как
минимум изъявить свою волю.

Фото Игоря Ватолина.От обучения на неродном языке страдает
развитие ребенка как личности.

— Какая-то часть русскоязычного населения готова отстаивать
свои права, а другая плывет по течению и, более того, — отдает
своих детей в латышские школы. Вот если бы могла подняться вся
нелатышская диаспора, государство не отмахнулось бы так просто.
Но в любом деле есть свои оппортунисты...

— Ассимиляция может быть только добровольной. Всякое же
принуждение в этой области запрещено всеми международными
документами. Два года назад я был в Вильнюсе на конференции
«Русские в Балтии». Там ко мне подошел русский художник и
рассказал свою историю. Они с женой отдали дочь в литовскую
школу — чтобы ей было легче, когда она вырастет. Вначале все
было хорошо. Но однажды в классе проводился урок патриотического
воспитания, связанный с событиями января 1991 года в Вильнюсе.
Должно быть, учитель очень эмоционально подал факты. После урока
ученики обступили их дочь и стали кричать: «Ты русская, это все
твои сделали! Оккупантка! Езжай в свою Россию!» Дочь пришла
домой в слезах и неделю не могла ходить в школу. А потом в ней
что-то сломалось. И она стала литовкой больше, чем сами литовцы.
«Теперь она избегает и стыдится нас. Мы потеряли свою дочь», —
заключил мой собеседник. Практика учить своих детей в титульных
школах ведет к разрушению семей, отчуждению от своей культуры,
ментальности: все равно их не будут

считать своими. Кроме того, быть хамелеоном, приспособленцем
недостойно человека.

— Очень поучителен пример македонских албанцев, которые,
составляя всего 20 процентов населения страны, добились тем не
менее образования, в том числе высшего, на своем, албанском,
языке...

— Просто албанцы не сидели сложа руки, они очень активно
добивались своего — так, что с их волей пришлось считаться.
Каждый имеет то, чего он заслуживает. Я думаю так: пока не
подымется на ноги Россия, у нас здесь вряд ли произойдут
серьезные перемены. Русский человек по природе своей
патриархален — ему нужен вождь, царь или герой, который скажет:
«Вперед, наше дело правое!» У русского человека перед властью
всегда пиетет. Мы часто миримся с тем, с чем не следовало бы
мириться.

Но кое-что получается и у нас: в тех же Эстонии и Литве
консолидация гораздо слабее. Я бы отметил большую работу ЛАШОР,
которая пытается достучаться до родителей и во многом уже
преуспела — достаточно вспомнить прошедшую родительскую
конференцию «Учиться на родном языке», собравшую более 1200
участников со всей Латвии. Таким образом, изъявляется воля
родителей и, учитывая динамику роста сознательности,
игнорировать их волю скоро станет непросто. Нельзя забывать еще
об одном рычаге влияния, которым обладают нелатыши, имеющие
право голоса. Если они пойдут на выборы и отдадут свои голоса
тем силам, которые защищают их права, то на законодательном
уровне могут быть внесены соответствующие изменения. Лучше всего
рассчитывать на свои возможности. Везет тому, кто сам везет.

— Что конкретно могли бы сделать родители Латвии, чтобы в
рамках закона отстоять право своих детей учиться на родном
языке? Может быть, собирать подписи для заявления в Европейский
суд? Вот и дело Подколзиной там приняли к рассмотрению...

— Несколько лет назад мы собрали 80 тысяч подписей под
требованием к нашим властям сохранить образование на родном
языке. А в 2000 году мы собирали подписи под обращением в
международные инстанции, рекомендовали нашим властям
ратифицировать Рамочную конвенцию. Можно сказать, что отчасти
это тоже сработало. Во всяком случае, Закон о госязыке был
принят в гораздо более мягком варианте, нежели это
предполагалось изначально.

И сейчас можно ссылаться на нарушение Латвией 8-й статьи
Европейской конвенции о правах человека, которая обязывает
уважать частную и семейную жизнь. Государственную практику,
предписывающую нацменьшинствам учиться на государственном языке,
можно квалифицировать как неоправданное вторжение в их личную
жизнь. Кроме того, все международные эксперты отмечают, что от
обучения на неродном языке страдает качество знаний и развитие
ребенка как личности.

— Отчего же они не скажут этого вслух?

— Они говорят — и в своих интервью, и на международных
конференциях. Причем те самые люди, которые разрабатывали
общепринятые документы по правам нацменьшинств. Просто у нас
такие вещи предпочитают «не слышать».

— Тем не менее миссия ОБСЕ в Латвии закрыта, и формально это
говорит о том, что с правами человека у нас все в порядке...

— Поскольку Латвия все равно стремится интегрироваться в
Европу, то там достаточно структур и рычагов влияния на каждого
«инфант терибль», не желающего подчиняться правилам европейского
общежития. Однако еще раз повторю: и тогда все будет зависеть от
того, насколько мы сами будем активно привлекать внимание к
своим проблемам и отстаивать свои интересы.

— Уникален в этом смысле опыт лужицких сербов, небольшая
колония которых живет почти посреди Германии и при этом имеет
свои школы...

— Этот пример говорит о том, насколько Германия цивилизованная
страна и как она считается с международными стандартами. Нам в
этом смысле расти и расти. Кстати, борьба людей за свои права
тоже цивилизует государство. Просто так нигде ничего не
происходит. Ведь власти Германии не пришли к сербам и не
сказали: «Берите столько свободы, сколько унесете». Наверняка
меньшинство само обратило внимание властей на свои проблемы.
Надо помнить, что язык — это душа народа. А отчуждение от
родного языка есть отчуждение от своего народа. Нужно уважать
себя, свой язык, культуру, тогда и нас будут уважать. Не сидеть
и надеяться, а что-то делать. Вера, она делом жива.

— Большое спасибо за беседу.

Справка

Геннадий Котов — сопредседатель Латвийского комитета по правам
человека, депутат Рижской думы. Родился в 1957 году. Окончил
юридический факультет Латвийского университета. После
распределения работал в научно-исследовательской лаборатории
МВД. На волне перестройки включился в правозащитную
деятельность. До провозглашения латвийской независимости на
правозащитном поле было много игроков, а после — остались
единицы. Эти стойкие люди, в числе которых Геннадий Котов,
учредили в декабре 1992 года Латвийский комитет по правам
человека. За десять лет реальную помощь от комитета получили
около ста тысяч человек.

Жизнь. Другие материалы

РУБРИКА