Вести сегодня, Общественно-политическая газета Латвии
272 (710) 19.11.2001
Ника ПЕРСИКОВА
Луна и грош

Бывший искусствовед Александра, выброшенная из дома на улицу,
поселилась в огородной будке без крыши и начала писать труд по
новейшему кино...

«Странно, но раньше я и представить не могла, что могу выйти на
улицу на пустой желудок. А теперь выхожу. Более того, иногда
брожу голодная до самого вечера. А часто церковное причастие —
единственная моя еда за весь день...» — очень тихо и очень
искренне начинает свой рассказ моя собеседница.

Она потеряла работу семь лет назад, когда сократили штат музея.
Наверное, лучше б ей пойти по стопам родителей — стать
практичным инженером, а не мечтательным искусствоведом. Но,
поглощенная полотнами Ренуара и Гойи, Александра не научилась
«жить по понятиям». Вылетела из собственной кенгарагской
квартиры не столько из-за долга, сколько из-за аферы домоуправа.
А потом — одинокая, оторванная от жестокой реальности — не
сумела своевременно прописаться в следующем жилище, которое ей
выделил суд.

— Квартира на улице Даугавпилс, которую мне предоставили, была
удивительна, — вспоминает Александра начало своего крестного
пути. — Вместо стекол на окнах — железные листы. Света нет, воды
нет, тепла нет. Туалет на лестничной клетке есть, но ключа от
него мне никто за полтора года так и не дал. За эти же полтора
года в доме, где я жила, произошло два убийства, с десяток
кровавых драк. Потому что жили там в основном вернувшиеся из
тюрем, алкоголики и наркоманы. Так страшно было — даже во двор
не выйти. Но потом меня попросили покинуть и эту квартиру, раз
нет прописки... Работу, даже временную, я находила все с большим
трудом. От постоянного холода сдал позвоночник. Меня словно
согнуло пополам. Когда через месяц вышла из травматологической
больницы, идти — точнее, ковылять — вообще было некуда.

И она пошла по знакомым. Подскажут: за Двиной дом аварийный
стоит, все из него уже выехали. И Александра селится под крышей
этой развалины. Предложат: поживи месяцок в нашей огородной
будке. И она с радостью живет. Но знакомые оказывались рядом не
всегда. И случались в ее жизни ночи, когда идти вообще было
некуда. Тогда Александра бродила по городу. Вдоль Ратушной
площади, мимо Центрального вокзала, возле Детского мира — до
самого рассвета. Иногда она не выдерживала и возвращалась под
окна своей старой квартиры в Кенгарагсе. Соседи жалели —
выносили старенький матрас и стелили ей на лестничной клетке. «А
однажды я забралась спать в беседку. Там так грязно оказалось.
Так грязно».

— Саша, а на что же вы все эти пять лет живете? Что вы едите?

— Я еду «добываю». Долго собираюсь с духом, потом прошу помощи
у незнакомых людей. У кого лица подобрее. В день получается
около лата или сантимов пятьдесят. На них и покупаю хлеб. Ведь
до пенсии еще далеко — знаю, что выгляжу старше, но мне только
49 лет. Я все еще надеюсь, что найду спонсоров и закончу свое
исследование. Насколько я знаю, сегодня при Союзе
кинематографистов Латвии такую работу пишу только я. Она
посвящена новейшему кино. Его новым специфическим чертам. Прежде
всего — воздействию на зрителя. Когда меня сократили в музее,
сразу взялась за этот труд. Но он продвигается медленно.
Понимаете, такие условия не способствуют творчеству...

Вот уже пять месяцев Александра живет в привычно драматических
условиях. Знакомая поселила ее в будке на огороде. «Летом здесь
было даже здорово — я мылась на речке, стирала. Умывалась по
утрам из бочки». Но лето ее надежд скоро кончилось. И через
крышу будки, которую давно уже растащили на дрова, на пожитки
Александры обрушился первый осенний ливень. Потом еще один. И
еще. Недавний ураган, который смел с лица Латвии не одну сотню
деревьев, Александра тоже встречала в фанерной будке. «Не знаю,
что я чувствовала той ночью. Такой страх всепоглощающий. Я все
ждала, что и мою крышу, и фанеру, и меня унесет вместе с этим
ветром. Странно, но все-таки не унесло».

— Да, очень трудно жить, — говорит мне, точнее, всем нам,
Александра. — Я теперь медленно хожу. В Национальную библиотеку
выбираюсь только 2-3 раза в неделю. Все остальное время
«добываю» еду. Очень надеюсь, что мне дадут вторую группу
инвалидности. Устала ходить голодной, устала сны про пищу
смотреть. И еще очень холодно вокруг. Какой-то вечный холод
просто.

— Но ведь вы не отчаиваетесь?

— Нет, не отчаиваюсь. Раньше мне очень нравился Левитан, а
теперь нет. Потому что у него слишком грустный взгляд на
действительность. Теперь мне больше нравится оптимистичный
Шишкин. С удовольствием вспоминаю работы Шекспира и Чехова — они
замечательно показывают жизнь, людей. Люди ведь очень разные.
Теперь, когда я в такой беде, это особенно хорошо видно. Нет, я
не отчаиваюсь, Я ВЕРЮ.

Вы же понимаете, не 50 сантимов в день и не воспоминание о
чеховских героях держат Александру на краю пропасти. Нет. Держит
ее другое. Каждый день — утром и вечером — эта женщина
отправляется пешком в один из рижских православных храмов. Со
слезами на глазах ставит свечи у иконы Божьей Матери, встает
вместе со всеми на службу. И, когда приходит время, тихим и
чистым голосом запевает вместе со всеми: «Верую во Единого Бога
Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и
невидимым...»

Александра знает, что на этой земле каждый человек живет в
скорбях. Эти скорби бывают разные, совсем разные — болезни,
голод, печали, обиды. Но и с этими скорбями жить можно достойно.
«Как-то в минуту отчаяния мне вспомнилось одно высказывание
философа Экхарта, — говорит Александра. — Он сказал: «Тихая и
спокойная жизнь, проведенная в Боге, — хорошо; жизнь, полная
бурь, прожитая с терпением, — лучше; но найти покой в жизни,
полной боли, — наилучшее».

Есть еще одно «наилучшее» в жизни, полной боли, — помогать
своим ближним. Вот перед нами достойная женщина, которой нечего
есть, негде жить, негде работать и некуда обратиться за помощью.
Неужели мы отпустим ее — пусть идет себе мимо? Или мы попытаемся
хоть как-то ей помочь? Кто чем может. Звоните, пожалуйста...


РУБРИКА
В начало страницы