Молодежь Эстонии
267 16.11.01

Русская самобытность. Как ее сохранить и укрепить

«...Тогда, в демократическую пору эстонского государства, никто
не помышлял о закрытии Печорской, да и других русских гимназий.
(Это произошло потом, в 1934 году, в период грянувшей
эстонизации. ЧРед.) Государство не жалело денег — конечно, в
разумных пределах — на свои гимназии, долженствовавшие служить
эталоном для других». Встретив две эти фразы в воспоминаниях
Игоря Мордвинова о постановке школьного дела в первом
десятилетии Эстонской Республики, составной частью которого были
русские гимназии, невольно транспонируешь их на день
сегодняшний.

Тогда — не сопоставимая с нынешней — экономическая ситуация,
усугубленная войной, революцией, гражданской смутой, тем не
менее высвечивает главный, как говорят сегодня, приоритет
молодой страны — образование. Эстония очень хотела иметь
дееспособный собственный отряд интеллигенции, не только
эстонской, но и русской.

Государство при всех переживаемых трудностях в январе 1919 года
(еще до заключения Тартуского мирного договора) создает первые
собственные новые школы. Одна из таких была в Печорах, позже она
именовалась Печорской общей гуманитарной гимназией и размещалась
в новеньком отстроенном комплексе, в который, помимо
двухэтажного со своеобразной мансардой для музыкального класса
учебного здания входили котельная, собственная водокачка,
флигель для садовника.

Гимназия была на попечении государства, точнее Министерства
просвещения. И если сравнивать с днем сегодняшним, выгодно
отличалась своей целенаправленной деятельностью, сохранявшей как
русскую, так и эстонскую самобытность своих учеников. В
Печорской гимназии было по пять параллельных классов с эстонским
и русским языками обучения, общими для обоих потоков учителями.
На переменках между уроками, как вспоминает выпускник эстонской
гимназии Вольдемар Виткин, в коридорах, где гуляли ученики,
звучала вперемежку и русская, и эстонская речь.

И дело не в модном сегодня погружении в госязык, подчеркивает
другой выпускник гимназии Леонид Михайлович Гордеев, дело в
подходе и организации просвещения: «В наше время проблемы
интеграции не было. Таких слов не знали, а сегодня с с трудом
воспринимаем — не доходит. Из 22 преподавателей я учился у 13.
Из них трое — русские. Нестеров Петр Владимирович — выпускник
физико-математического отделения Петербургского университета,
магистр, приват-доцент зоологии, действительный член С.-Пб.
общества естествоиспытателей, Русского географического общества,
Общества акклиматизации животных и растений. С 1910 года
преподавал в Царскосельской реальной гимназии, позднее — в
Псковском учительском институте. С 1918-го был заведующим
культурно-просветительским отделом Псковской горуправы,
преподавателем Вайвараской русской эмигрантской школы. Бывал в
ученых командировках в Холмском, Минусинском уездах, в Монголии,
путешествовал по Карскому и Белому морям, исследовал
юго-западное Закавказье, по поручению АН, Русского географ

ического общества бывал в Германии, Швейцарии, Персии, Турции,
Месопотамии, Курдистане. Много печатался в научных изданиях. Кто
из нынешних учителей может у нас похвастать такой «дошкольной»
подготовкой?! В гимназии Нестеров преподавал природоведение,
химию, здравоохранение, физику, географию.

Его коллега Александр Михайлович Денисов — выпускник
Петербургской академии художеств, бывший смотритель скульптур
Царскосельского дворцового ансабля, в гимназии преподавал
черчение и рисование. А Лев Гаврилович Андреев представлял уже
более молодое поколение учительства. Он окончил Тартуский
университет и преподавал математику, физику и космографию.

Денисов и Андреев работали с обоими потоками учеников, переходя
с языка на язык».

Кадры решают все. Прежде всего — руководящие. Но главное —
образованные. И тут надо сказать несколько слов о директоре
гимназии Александре Риккене. Как говорят архивы, разысканные
Л.М. Гордеевым, он был членом Исамаалийта, но его политические
симпатии никак не сказались на его просветительской работе. В
годы становления республики школа была выведена из сферы
политической борьбы. В 1916 году А.Риккен окончил
физико-математическое отделение Петербургского университета (а
до того — Тифлисский учительский институт). В Эстонии работал в
Нарвской гимназии, директором Раквереской семинарии, а с 28-го
по 39-й год — в Печорской гимназии, потом в Валгаской.

К каким бы воспоминаниям выпускников Печорской гимназии вы ни
обратились, везде о директоре, как с одного голоса, отзывы
только в превосходных степенях. Строг, подтянут, беспристрастен.

«Дистанция между учениками и учителями соблюдалась
неукоснительно, — подчеркивает Л.М.Гордеев, — уже одним:
характерным для всех русских гимназий вообще обращением учителей
к ученикам на «вы». Современное «тыканье» и панибратство было
неведомо для русского просвещения».

Благодаря директору двуязычный гимназический ковчег свободно
плыл, четко держа курс на подготовку не просто грамотных, а
образованных молодых людей. Важность же роли директора в таком
процессе подчеркивалась одной, но очень характерной деталью:
назначение и освобождение руководителя школы как акт
государственной важности оформлялось приказом президента страны,
что имело огоромное значение для авторитета руководителя школы.
Леонид Михайлович Гордеев в подтверждение тому показывает приказ
о переводе Александра Риккена из Печорской гимназии в Валгаскую,
подписанный К.Пятсом (президент), Э.Ээнпалу (госстарейшина) и
А.Яаксоном (министр просвещения). Все преподаватели, как и
железнодорожники, в то время были государственными служащими.

«Отношения между эстонскими и русскими группами в гимназии были
дружные, — вспоминает Л.М. Гордеев. — Вместе проводили школьные
вечера, ходили на танцевальные курсы (двоечники на них не
допускались в порядке наказания), занимались в кружках по
интересам. В гимназии были струнный и духовой оркестры.
Проводили маевки — отнюдь не большевистские, а следуя старой
доброй весенней традиции, — общегимназические походы на природу,
устраивали стодневки. Последние — каждый семестр на сотый день
ученический праздник вольницы. И все это при полном смешении
языков. Времени свободного было достаточно. Занятия были шесть
дней в неделю с 9 до 13-14 часов. Телевизоров и компьютеров
(слава Богу!) не было, было время почитать классику всех времен
и народов».

Что же касается «подушной» наполняемости классов, то в русских
группах она была небольшая. И это никого не смущало, не вызывало
административного чеса закрыть или отменить их. Все
основополагающие уроки велись на русском языке. Исключение
составляли уроки пения — учительница была эстонка, но
разучивали, в основном, русские песни и некоторые эстонские,
затем государственная защита, гимнастика и, естественно,
эстонский. Немецкий шел по-немецки, английский по-английски.
Учителями были эстонцы, упор в преподавании был на разговорный
язык.

За 20 лет своего существования Печорская гимназия выпустила 592
человек, в том числе русское отделение — 331 человека.

И если говорить в целом о гимназиях того времени вне
зависимости от их профиля — классического ли, гуманитарного,
реального или коммерческого, — выпускали они интеллигентных, с
хорошей общеобразовательной подготовкой людей. Сегодня первое
хотелось бы подчеркнуть особо. Интеллигентности нынче на всех
уровнях дефицит, и, похоже, идет даже активное ее отторжение.

Татьяна АЛЕКСАНДРОВА

РУБРИКА