Молодежь Эстонии
237 12.10.01

Куда нас интегрируют? Как?

В последнее время слово «интеграция» стало одним из самых
распространенных в обществе. Его повторяют в самых разных
ситуациях, к месту и не к месту. Однако все ли понимают, ЧТО,
собственно, означает этот процесс, ЧТО в действительности за
этим стоит? Что мешает процессу интеграции, не просто дружбе
отдельных людей разных национальностей, а именно процессу как
созданию равных возможностей для эстонцев и неэстонцев в
экономике и политике, в сфере государственного управления и
системе образования?

Все это совсем не умозрительные, не абстрактные вопросы. От
этого зависит наша реальная каждодневная жизнь.

Мы попросили поразмышлять на эту тему известного общественного
деятеля, ректора Института экономики и управления, члена
«Круглого стола» при президенте Эстонии профессора Ханона
БАРАБАНЕРА.

Итак, почему нас не устраивает государственная программа
интеграции? Чего в ней не хватает? Чего именно недостает в этих
официозных разговорах об интеграции и нас, которых надо
интегрировать? Куда? Как?

Ч Все, очевидно, давно уже заметили, что государственная
программа интеграции обращает внимание прежде всего на язык.
Получается, что именно язык, овладение языком — это панацея,
главная цель, спасение от всех бед. Но ведь это не так. На самом
деле важно совсем другое. Мы говорим, что необходима
социально-экономическая интеграция. Без этого нельзя, невозможно
решить все наши проблемы. Но об этом предпочитают молчать. Хотя
это важно не только для русскоговорящего населения. Это важно
вообще для Эстонии. Поскольку именно здесь кроется наибольшая,
если хотите, опасность для эстонского государства, для его
стабильности.

В самом деле, хочется это кому-то признавать или нет, но именно
в этом смысле — в социально-экономическом — наше общество
является сегрегированным. Мы действительно живем в условиях
сегрегации. Плохо это или хорошо? Что надо исправлять, а что,
быть может, и не надо?

Если внимательно присмотреться, вникнуть в существо дела, то мы
увидим, что есть три формы, три вида сегрегации.

Первый — это исторически сложившаяся сегрегация, связанная с
историей поселения и системой расселения в Эстонии. Ну, скажем,
всем известно, что в Причудье живет гораздо больше русских, чем
эстонцев. Исторически сложилось так, что в эти места
переселялись староверы. В определенной мере и этнически, и
конфессионально этот регион был иным, чем вся остальная Эстония.
Он и остается, в общем, иным. Что это? Сегрегация? Да, конечно.
Надо ли применять какие-то меры, чтобы насильственно изменить
это положение? Очевидно, не надо.

Или другой пример... В городах Эстонии больше неэстонского
населения, чем эстонцев. Соответственно в сельских местностях
эстонцев больше. Не случайно их называли «людьми земли». Нужно
ли ломать эту исторически сложившуюся сегрегацию? Наверное,
нет... Очевидно, ее надо принимать как данность. Вряд ли стоит
резать по-живому.

Конечно, есть форма сегрегации, сложившаяся под воздействием
определенной политики в послевоенные годы. В советский период в
Эстонии строилось достаточно много крупных предприятий, для
которых на месте не хватало человеческих ресурсов. Много говорят
о направленной русификации Эстонии, но скорей надо, очевидно,
говорить об индустриализации республики, включении ее, нравится
это кому-то или нет, в общесоюзную систему разделения труда.
Было два варианта развития событий: либо оторвать эстонцев от
земли, а Эстония, как известно, всегда славилась своей высокой
сельскохозяйственной культурой, производительностью труда в
сельском хозяйстве, либо завозить рабочую силу из других
регионов большой тогда страны. Вряд ли, очевидно, первый вариант
был бы встречен с одобрением. И сегодня для него нашли бы много
горьких слов и обвинений. Другое дело, что второй вариант повлек
за собой определенные изменения в национальной и языковой
структуре населения. Однако я не думаю, что это была
сознательная и целенаправленная русифик

ация. Главной целью все же была индустриализация одного из
перспективных регионов страны. В результате сложилась опять-таки
определенная сегрегация. Ведь на этих крупных предприятиях — а
это были предприятия энергетики, машиностроения, химии и т.д. —
работали преимущественно неэстонцы.

История распорядилась достаточно жестко. Эстония выпала, вышла
из этой системы разделения труда, были оборваны связи с Россией,
другими республиками СССР. И многие предприятия умерли, просто
задохнулись в этой ситуации. Сейчас, правда, некоторые из них
возрождаются, поскольку умерли они не потому, что были
неэффективны, не нужны, а потому, что стали жертвой определенной
политической линии в первый период восстановления независимости
Эстонии. Приведу только один пример — «Силмет» в Силламяэ...
Было время, когда знаменитое и сильное прежде предприятие
совершенно погибало. Хотя по своей значимости, своему
техническому, экономическому потенциалу это, в общем-то, та
курица, которая должна была бы нести золотые яйца для Эстонии.
Но нашелся разумный человек, толковый менеджер и экономист, я
имею в виду Тийта Вяхи, который понял это, и завод стал
возрождаться, приносить прибыль. Он снова выходит в число
предприятий мирового уровня.

А другие, к сожалению, не выходят. Не выходит «Вольта» с его
замечательной историей и знаменитой прежде продукцией. Он был
умерщвлен. Не выходит «Двигатель», хотя по своему потенциалу он
мог быть и, очевидно, должен был быть востребован.

Сегодня утверждают, что неэстонцы и живут во многом хуже, чем
эстонское население, поскольку работали на предприятиях, которые
оказались никому не нужны. Так ли это?

Наверное, в самом деле при размещении производительных сил не
всегда в полной мере учитывались этническая структура населения
и другие связанные с этим обстоятельства. Наверное, были
определенные перекосы. И сегодня мы пожинаем их плоды. Но мы
пожинаем и плоды определенной политики уже в более поздний
период. И здесь приходится говорить о третьем виде сегрегации,
который возник, по существу, в последние годы, именно в это
десятилетие возрожденной независимости Эстонии.

Вся политика первых, особенно первых лет восстановления
независимости была абсолютно четко направлена на создание
привилегий, приоритетных условий для эстонцев. Именно в этот
период был заложен целый ряд краеугольных, можно сказать, камней
в законодательно-нормативной сфере, которые и породили эту
сегрегацию. Инструментом пролонгирования этого вида сегрегации
является проводимая в Эстонии языковая политика. Хочется это
кому-то или нет, но приходится признать, что в основе этой
языковой, к тому же законодательно подкрепленной политики лежат
отнюдь не коммуникативные цели. Язык стал инструментом
закрепления доминирующего положения эстонцев в экономике (отсюда
языковая агрессия и в сферу частного предпринимательства), в
политике и государственном управлении (отсюда языковые
ограничения и дискриминация в области избирательного права), в
самоуправлении (отсюда эстонизация муниципального руководства
даже в русскоязычных городах и районах, отсюда же и запрещение
использования русского языка в делопроизводстве, хотя

это право продекларировано в Конституции Эстонии).

О чем свидетельствуют показатели безработицы в нашей стране?
Прежде всего о том, что существует она, эта сегрегация,
приводящая к более низкому уровню жизни русскоязычного населения
по сравнению с эстонцами. Именно этого не хочется признавать
эстонской политической элите. Но если не говорить об этом прямо,
то невозможно и разработать конструктивную, действительно
реальную программу социально-экономической интеграции. А если мы
хотим, чтобы такая программа была, чтобы она на практике дала
результаты, мы должны поставить целью выравнивание уровня жизни
русскоязычного и эстонского населения. Что тут может помочь?

В Европе, да и вообще в мире широко используется сейчас понятие
«позитивной дискриминации». Что это такое?

Известно, например, сколь жесткой дискриминации подвергались в
США негры. Но когда в стране, в обществе, родилось, окрепло
понимание того, что это нетерпимо, были разработаны и приняты
законодательные документы, не просто ликвидирующие
дискриминацию. Были созданы условиЯ, дающие в определенной
степени преимущества тем, кто до этого момента подвергался
дискриминации. Кстати, и у нас такой пример уже есть —
позитивная дискриминация в отношении преподавателей эстонского
языка. У них ведь есть определенные преимущества.

А почему бы не создать такие преимущества, скажем, для
молодежи? Ведь безработица в этой среде чрезвычайно высока.
Четверть, вы только представьте себе, четверть молодого
населения не имеет работы. Вряд ли надо доказывать, какие
опасности это с собой несет. Не только для самих молодых, для
всего общества... А почему бы, скажем, не дать определенные
льготы работодателю, который берет на свое производство какой-то
процент молодых? Да, это дискриминация по отношению к остальным,
но она позитивна по отношению к молодежи.

То же можно сказать и о женщинах старше 45 лет. Им тоже
чрезвычайно трудно найти работу. Так почему бы не создать
законодательную основу, которая, с одной стороны, заставляла бы,
а с другой — мотивировала работодателей брать на работу
представительниц этой категории населения?

Или, скажем, Северо-Восток, где процент безработицы даже в
официальных отчетах доходит до 20, а на практике еще выше...
Здесь явно необходимо принятие каких-то особых мер. Может быть,
это снижение налогового бремени, что позволило бы раскрутиться
малому и среднему бизнесу. Очевидно, речь должна идти и о
создании государственной программы по выводу этого региона из
тяжелой ситуации. Вряд ли стоит рассчитывать, что все само собой
«рассосется». Не рассосется, нет...

Словом, надо понять, осознать, сказать вслух и прямо, что у нас
есть она, существует социально-экономическая сегрегация. И тогда
следующим шагом должна быть разработка на государственном уровне
решений, законодательных актов, которые эту сегрегацию будут
сводить к нулю, двигая дело в сторону интеграции. И если люди
будут чувствовать благожелательное к себе отношение, если они
будут видеть, что принимаются меры, направленные на улучшение их
жизни, уменьшение давления безработицы, они будут считать это
государство СВОИМ. Может быть, в этом и есть ключ к ускорению
интеграции.

РУБРИКА