Вести сегодня, Общественно-политическая газета Латвии
187 (625) 11.08.2001
Лариса ПЕРСИКОВА
Остров страха

В 1946 году пять тысяч русских белоэмигрантов были брошены на
выживание в филиппинских джунглях. Почти четыре года русские
беженцы провели на крошечном островке Тубабао, где не было ни
дорог, ни электричества, ни питьевой воды. Им было запрещено
покидать территорию лагеря и писать письма на русском языке. И
ни одна из стран западной демократии не хотела давать им приют.

Совершенно секретно Впервые след этой русской трагедии я
случайно обнаружила в биографии епископа Иоанна Шанхайского,
недавно причисленного Русской Зарубежной Церковью к лику святых.
В крутом маршруте крестного пути, который он разделил со своей
паствой, перечислялись Париж, Белград, Харбин и... филиппинские
джунгли. «Разве судьба могла занести на эти дикие острова
русских белоэмигрантов?» — усомнилась я. И напрасно — на днях в
Ригу из далекой Австралии пришел журнал бывших выпускников
харбинских гимназий с подробным рассказом о жизни, а вернее, о
выживании русской колонии на крошечном филиппинском островке
Тубабао.

...Это были последние из могикан дальневосточной русской
эмиграции. Над Шанхаем нависала непобедимая армия Мао, и
белоэмигранты стояли перед выбором — жизнь под властью китайских
коммунистов или высылка в СССР. Шел 1948 год, и до хрущевской
оттепели было еще далеко...

— Глава Русской эмигрантской ассоциации полковник Григорий
Кириллович Бологов обратился в Международную организацию помощи
беженцам (International Refugee Organization — I.R.O.) с
просьбой вывезти русских антикоммунистов из Китая, — вспоминает
русская эмигрантка Евгения Каменская. — После долгих переговоров
представитель из Женевы г-н Кларк заявил, что I.R.O. согласна
вывезти только 500 человек, которые играли наиболее заметную
роль в белом движении. А для эвакуации всех 6000 русских
эмигрантов ни ресурсов, ни возможностей нет. Тогда полковник
Бологов со свойственной казаку горячностью выхватил пистолет и
заявил, что если международные организации откажутся вывезти
русских беженцев, то он застрелится прямо в зале заседания. Мы
твердо стояли на своем: «Или всех, или никого». И в конце
декабря 1948 года выяснилось, что единственным местом в мире,
где согласились принять русских беженцев, оказался малюсенький
филиппинский остров Тубабао.

Филиппинский ГУЛАГ Первый русский десант спустился на остров на
аэроплане. Ибо дорог здесь не было. И в нестерпимой тропической
жаре эмигрантам пришлось вырубать джунгли, прокладывать тропы и
устанавливать лагерь. «Наша палатка стояла на главной «улице», —
вспоминает Евгения Каменская. — Окна из слюды не открывались,
пола не было, и для вентиляции в этой нестерпимой жаре мы
приподнимали стены палатки. Ночью жара спадала, зато по лагерю
бегали скопища крыс и скорпионов».

Предполагалось, что русские беженцы пробудут в филиппинских
джунглях только четыре месяца, а затем их приютят страны
западной демократии. Но Запад не подавал даже отдаленных
признаков гуманизма. Так, представитель Австралии заявил, что
его страна примет только женщин до 35 лет и мужчин до 50.
Престарелых родителей с собой брать нельзя. Затем Франция
предложила переселение на Мадагаскар мужчинам не старше 35 лет,
с техническим образованием и крепким телосложением. Опять-таки
без жен, стариков и детей. Парагваю тоже требовались лишь
крепкие парни с опытом работы в сельском хозяйстве. Эквадор,
Аргентина и Чили — без всяких комментариев — просто отказывались
брать славян.

«В итоге за четыре месяца из лагеря уехали только 400 человек,
и возникла угроза, что филиппинское правительство не продлит нам
срок пребывания даже на этом Богом забытом острове», — с горечью
резюмирует свидетельница той русской трагедии.

Верь, бойся и проси Охлаждение властей почувствовалось быстро.
Русским запрещалось покидать территорию лагеря и вступать в
контакты с местным населением. Письма они должны были писать
только на английском языке и отдавать на почту незапечатанными.
«Нам не доверяли. Но особенно враждебно к беженцам относился
доктор Хан, служащий I.R.O. Он всенародно объявил нас
сумасшедшими, — пишет Евгения Каменская. — И мы чувствовали себя
крайне нелепо, когда один из членов американской делегации,
прибывшей после наших отчаянных просьб на остров, решил
проверить наши умственные способности. Почти одновременно в
местной филиппинской газете появилась статья о том, что русская
белоэмигрантская колония — это «гнездо бунтарей, сумасшедших,
больных и проституток». Нам с трудом удалось добиться
официального опровержения».

Тайфун смывает все следы Американскому сенатору Вильяму Ноланду
из Калифорнии тоже советовали не обращать внимания на жалобы
людей, у которых не все в порядке с головой... Но американцу
русские понравились. «Лагерники — замечательная группа людей,
только сам палаточный городок оставляет жалкое впечатление», —
резюмировал он.

— Его посещение, добрые слова и обещание помочь как-то
успокоили нас, — вспоминает Каменская. И напрасно. В 1950 году в
одобренный сенатом США билль о внеквотном допуске «перемещенных
лиц», в число которых вошли и русские эмигранты с Тубабао, был
внесен ряд ограничений. Одна из версий предполагала, что 30%
эмигрантов должны быть фермерами, а 40% — выходцами из стран
советского блока. Русские из филиппинских джунглей ни в ту, ни в
другую категорию не попадали.

Унизительная жизнь лагерников на необитаемом тропическом
острове продолжалась. 8 декабря 1951 года на несчастных беженцев
обрушился страшный тайфун. «Были снесены все палатки, все
бараки. По воздуху летели железные листы, остатки крыш и балки»,
— рассказывает Каменская. Но снова в бараке оборудовали церковь,
в палатке — библиотеку, и по вырубленным в джунглях тропам
торжественно, с хоругвями и иконами пошел крестный ход.
Последние эмигранты покинули лагерь только в 1953 году. Лишь на
кладбище острова Тубабао осталось с десяток русских могил...

Жить не по лжи О русских беженцах, брошенных на выживание в
филиппинских джунглях, не снимают фильмы и не пишут книги. Да и
много ли снято и написано о сотнях тысяч белых казаков, которых
в 1946 году Запад хладнокровно препроводил на «сталинскую
родину». Или о латышских легионерах, с трудом добравшихся до
острова Готланд и так же преспокойно отправленных шведскими
властями «к старому берегу» — на расправу. Или о гражданах США,
которые все годы Второй мировой войны провели в лагерях только
потому, что в их жилах текла четвертая или даже восьмая часть
японской крови. И не находится почему-то на западные гулаги
своего Солженицына, который поучил бы страны официальной
демократии жить не по лжи.

А что касается восточной деспотии, то бывшие белоэмигранты в
своем журнале пишут: «Во всех городах Китая и Маньчжурии мы,
русские эмигранты, жили как на родине. Строили церкви, говорили
на своем языке, имели свои средние и высшие учебные заведения,
свои русские общественные организации, свою печать. В Китае до
прихода японцев русские чувствовали себя свободными, жили своей
русской жизнью, не испытывая никаких преследований и
притеснений. Русская эмиграция на Тубабао была последним
массовым поселением русских. После Тубабао мы вновь рассеялись
по всему миру. Но где бы мы ни были, мы всегда и везде храним
память об исторической России, храним ее веру, культуру и идеал
Святой Руси».

РУБРИКА