Час, Ежедневная русская газета Латвии
116 (1142) 19.05.01
Виктор МАРАХОВСКИЙ
Захватчик башни Петра: «Подавитесь моим трупом!»

Осужденный на 15 лет за терроризм Сергей Соловей дал свое
первое тюремное интервью — корреспонденту «Часа» Виктору
Мараховскому.

«Первый террорист в истории Латвии» тих, интеллигентен и худ.
Взгляд отсутствующий. Приходу «Часа» террорист обрадовался:
«Очень вовремя. Я как раз «голодовку смерти» объявил, чтобы мне
разрешили сигареты с воли получать...» Заодно Соловей ответил на
несколько вопросов: откуда он вообще взялся, чего хочет и что
теперь собирается делать?

— А вообще тебе сейчас не кажется, что затея с башней была
глупая? Результатов никаких, а жизнь сломана.

— Не кажется. Моя жизнь не стоит ни копейки. А идея была
хорошая.

Мачо не плачут

Самарский учитель и национал-большевик Сергей Соловей прибыл в
Латвию в ноябре 2000 года. Цель, по его представлениям, была
благородная: провести акцию в защиту местных русских и ветеранов
Великой Отечественной — Кононова и Фарбтуха.

Акцию задумали в духе современных леваков: без насилия, но
шумно. 17 ноября Соловей с двумя товарищами забрались на местную
историческую башню. Напугав ее персонал сувенирной гранатой,
нацболы два часа размахивали сверху красными флагами, выкрикивая
свои призывы столпившейся внизу публике и полиции.

Потом российские «десантники» сдались — в полной уверенности,
что наказание будет «как всегда». Однако выяснилось, что Латвия
шуток не понимает: Соловей отправился за решетку, а через
полгода получил 15 лет тюрьмы.

— Когда приговор зачитывали, к моей клетке сразу телевидение
кинулось и фотографы: ну вот щас, щас у него слезки потекут... А
я еще в камере тренировался, чтобы никак на публике своих эмоций
не показать.

— И потом, когда из зала увели, — не плакал?

— Я вообще последний раз плакал много лет назад, когда у меня
соседи кота отравили... А на суде я, наоборот, испытал огромное
облегчение: все, жизнь кончилась. Больше никаких проблем,
никакого будущего. Если я все 15 лет отсижу, то остаться в
здравом уме у меня практически никаких шансов. И в России меня
уже никто ждать не будет. Так что я совершенно свободен.

Откуда он вообще взялся?

Фото из архива.

Башня Св. Петра в день захвата.

Соловью 28 лет. Образование высшее, место жительства —
полуторамиллионный городок Самара на Волге.

— Родился в Кузнецке. Мама инженер, папа инженер. Никогда
политикой я не интересовался. После школы поехал в Самару,
поступил на биологический. Был жутко богемный, носил волосы до
пупа, играл в постановках. Мне тогда казалось, что это свобода и
есть.

Когда Сережу Соловья забрали в армию, прикоснуться к оружию ему
не удалось. Он учил детей биологии в гарнизонной школе, а на
свою зарплату покупал ежемесячно бутылку водки «Пшеничная».

— После армии я заскучал, пошел в пожарные. Захотелось
какого-то реального дела, с риском и опасностью. Но на заводе,
который мы контролировали, была слишком хорошая профилактика,
риска не было никакого. Так что я ушел торговать на рынке
парфюмерией — там опасностей больше было...

Вместе с невостребованным биологом Соловьем на самарском рынке
торговал невостребованный историк Георгий Квантришвили,
племянник знаменитого криминала Отари Квантришвили. В отличие от
дяди, Георгий увлекался не криминалом, а национал-большевизмом.

— Он мне дал почитать Лимонова, и у меня впервые проснулся
интерес к политике. С самим Лимоновым мы увиделись во время
агитационного похода левых на Москву 98-го года. Ездили по
глухим деревням, где люди от нас впервые узнавали о том, что в
Москве сидит какой-то Ельцин... Потом мы с Георгием вдвоем
организовали самарское отделение национал-большевистской партии.
Я начал часто в Москве бывать.

Когда Соловью предложили выполнить «миссию в Латвии», с ним
хотела поехать его невеста — товарищ по партии. Но наверху
решили, что Сергей поедет один.

— Она тебя ждет?

— Надеюсь, что да. Есть подтверждения: я получаю передачи, явно
присланные из России. Сигареты российские приходят, сало — точно
не местное, колбаса подмосковная... Может, это меня невеста
«греет».

Во имя чего, собственно?

— Вроде бы все понятно. Ты приехал сюда пожертвовать собой ради
местных русских. Но многим твоей жертвы просто не надо: «Мы
только-только латышский выучили, на работу устроились, машину
купили — а эти придурки приехали, чтобы снова латышей
обозлить...»

— Так думают люди, привыкшие к своему унижению. Те, кто потерял
свое национальное достоинство и думает только о зарабатывании
денег. Они не умеют смотреть в будущее, в котором Латвия
потихоньку превратится в кладбище вредных отходов Запада. Тогда
всем плохо будет — и латышам, и русским. И уехать в
«цивилизованный мир» можно будет только на правах дешевой
рабочей силы.

— Но никакого результата от твоей акции все равно не было.

— Результат есть. Пока мы с товарищами сидим в местных тюрьмах,
это постоянный источник проблем для государства. Мы постоянно
привлекаем к Латвии внимание, причем неблагосклонное. Если
благодаря нашей жертве выпустят инвалида Фарбтуха, который
сейчас в тюрьме умирает, — это уже будет результат. Хотя на
самом деле наши планы, конечно, куда больше.

Вечная весна в одиночной камере

Для Соловья все просто и понятно. Россией и Латвией командуют
одинаково гнусные заговорщики, продавшие свои страны западным
корпорациям. Единственной страстью этих заговорщиков являются
деньги. Государственного мышления ни у кого из них нет, а есть
только инстинкт наживы.

— Фактически это всемирный заговор вырожденцев, так называемая
«глобализация». У них один лозунг на всех: «После нас хоть трава
не расти».

— Значит, ты антиглобалист?

— Да. Мы вообще единственная антиглобалистская партия в бывшем
Союзе. Поддерживаем контакт с западными революционерами. Потому
что у нас общая цель — прекратить это уничтожение народов...
Единственный действенный способ сделать это, конечно, революция.

— Но ведь через 20-30 лет после любой революции власть снова
оказывается в руках функционеров. У них чистые биографии,
партбилеты, они будут говорить ваши же лозунги — и все равно
думать только о своих интересах. А твоим внукам уже придется
терпеть новых олигархов и новых партбоссов...

— А ничего окончательного в мире вообще нет. Даже после лета
зима приходит. Так что все нормально: сегодня я делаю революцию,
а лет через 60 это придется моим внукам делать... Если, конечно,
у меня будут эти внуки. Обычно экстремисты в тюрьмах до конца
срока не доживают.

Что теперь будет

— Давай рассчитывать на худшее: тебе придется сидеть 15 лет.
Это тебя не пугает?

— Нет. Время мне не хозяин. Я вот, к примеру, «голодовку
смерти» объявил, пока мне не возобновят передачи и не признают
политзаключенным. Захочу — вообще перейду в мир иной. Я уже
голодал и знаю, что никаких физических страданий не будет.

— А компания у тебя есть?

— Сейчас меня в «голодовочную» камеру перевели, там никого нет.
А так я сидел с нормальными пацанами. У одного статья — кражи, у
другого — грабеж, у третьего — убийство. Меня они зовут просто
Террористом. Когда по радио про меня говорят, делают погромче...
А так мы друг другом не очень интересуемся. Я сижу, читаю
Библию, Лимонова. Жду, чем апелляция в Верховный суд закончится.

— О чем мечтаешь?

— Об открытых пространствах. Тут куда ни глянь, всюду стенка. А
мне часто ночные проспекты московские снятся — широкие и
пустые...


РУБРИКА
В начало страницы