Вести сегодня
88(526) 14.04.2001
Лариса ПЕРСИКОВА
А царевны по темницам расстреляны...

А корреспонденты «Вести Сегодня» оказались первыми
журналистами, которым разрешили присутствовать при иноческом
постриге.

Печаль моя светла Тихие сумерки окутали монастырский дворик.
Устало дремлет колокол на каменной башне. Сумрачно и в
намоленных стенах маленькой монастырской церквушки. Тускло
мерцают лампады у скорбных Ликов Святых. И архиерей читает текст
со страниц старинного церковного фолианта при колеблющемся
пламени свечи. Этот траур понятен — идет Страстная Седмица
Великого поста. Именно в это время обычно и совершается
иноческий постриг. От порога в два ряда выстроились насельницы
обители со свечами в руках. А перед Царскими вратами замерли три
хрупкие фигурки с длинными распущенными волосами. В обманчивом
полумраке лица послушниц кажутся удивительно юными. Но всем трем
девушкам уже больше 18 лет. В России со времен Петра в монахини
вообще постригали только женщин «за сорок». И лишь в прошлом
веке Синод снизил эту возрастную планку. В греческих монастырях
и сейчас постригают иноков не моложе 25 лет. Блаженны кроткие В
руках архиерея появляются ножницы и тут же со звоном падают на
деревянный пол. Послушница безропотно склоняется в низком земном
поклоне, поднимает их и протягивает Владыке. И снова ножницы
летят на пол, и снова девушка понимает их и благодарно целует
руку архиепископа. Ножницы падают в третий раз, и опять
послушница с почтением возвращает их Владыке. Это не каприз
архиерея, а подтверждение, что послушница абсолютно уверена в
своем выборе и не будет его менять. И только после этого Владыка
крестообразно обрезает несколько прядей на смиренно склоненной
голове. С этого момента девушка уже не имеет права стричь
волосы. Но никто и никогда не увидит красоты этих длинных
шелковистых прядей. Потому что каждая из вновь постриженных
инокинь получает из рук Владыки черное покрывало — апостольник и
маленькую черную шапочку — скуфью, которыми отныне всегда будет
покрыта ее голова. А фигуру скроет широкая бесформенная ряса из
простого черного сукна. Еще инокиням вручаются пояса, которые
они тоже не смеют снимать ни днем, ни ночью. И это только часть
строгих правил монастырской жизни, которые не осуждаются и
вообще не обсуждаются. — Приняв монашеский постриг, человек
полностью отсекает свою волю, — скажет нам позже Владыка
Александр. — Кротость, смирение, послушание — вот главные
добродетели инока. Не отрекаются любя На камерное действо
монашеского пострига посторонние не приглашаются. Так что с этим
обрядом публика знакома в основном по клипу Татьяны Булановой,
где в самой впечатляющей сцене героиня, босая и простоволосая, в
полнейшем смирении лежит на полу храма. Но режиссер ошибся — так
происходит постриг не послушницы в инокиню, а рясофорной
монахини — в мантийную. На этой второй ступени монашества
инокине вручается длинная черная мантия с сорока складками. А
сама инокиня дает три обета — безбрачия, целомудрия, нестяжания,
после чего обратного пути в мир для нее уже нет. Но между двумя
ступенями монашества обычно проходит почти десять лет. За это
время Татьяна Буланова давно бы уже перестала плакать и забыла
свои сердечные страдания. Впрочем, в монастырь идут не из–за
несчастной любви к земному человеку, а из–за счастливой любви к
Богу. Не случайно инокинь называют Невестами Христовыми. Рядом
с нами стоят торжественно–взволнованные родственники Христовых
Невест. И что удивительно — ведь даже на свадьбе близкие обычно
не могут удержаться от слез — мы внимательно всматриваемся в
лица этих людей и не находим в их глазах ни растерянности, ни
печали. И постепенно нас тоже начинает наполнять какое–то
удивительное ощущение счастья. А что чувствуют в эти мгновения
сами послушницы? Об этом я позже спросила инокиню, которая
пережила это событие десять лет назад. — Необыкновенное чувство
полета, неземную радость... Такое забыть нельзя, — ответила она.
Святые имена Они умирают для мира. И в другую жизнь приходят с
новыми именами. По древней иноческой традиции, сохраняется лишь
первая буква — Алла становится Алипией, а Софья — Серафимой.
Даже основательниц монастыря, бывших фрейлин императорского
двора сестер Мансуровых здесь звали Сергией и Иоанной. И вдруг
неожиданно светски в молитвенной тишине прозвучало — Ольга,
Татьяна, Анастасия. Впервые за 100–летнюю историю монастыря
вновь постриженным инокиням дали имена Святых царевен Романовых.
Тех самых, которые в тяжелые минуты смиренно молили Господа дать
им «нечеловеческие силы молиться кротко за врагов», а потом были
этими врагами расстреляны и доколоты штыками в подвале
Ипатьевского дома. Молите Бога о нас... Белые розы для одетой в
черное сестры в этот день не положены. Вновь постриженным
инокиням вручаются особые подарки — четки и деревянный крест. С
ними они и останутся в монастырской церкви на всю ночь... А мы
уходим в мир. В пяти шагах от высокого монастырского забора он
заманчиво подмигивает неоновыми вывесками и призывно сигналит
громким трамвайным звонком. Он шаркает стоптанными ботинками по
грязному тротуару и швыряется злобной руганью из зашторенных
окон бельэтажа. Но нет в сердце страха и печали. Потому что там,
в монастырском храме, три молодые женщины в черных одеждах с
именами Святых царевен, убитых в Ипатьевском доме, молят Бога о
нас. И может быть, только на этой горячей молитве и продержится
еще одну ночь этот безумный, безумный, безумный мир.

РУБРИКА