Вести сегодня
71(509) 24.03.2001
Янис КАЛНИНЬШ
Я — высланный...

Мне довелось стать очевидцем и участником событий 25 марта 1949
года в Латвии. Я пишу об этих событиях в такой
последовательности и в таком содержании, как это действительно
происходило. Мне в то время было 15 лет.

Без разговоров — в машину! Ситуация на селе весной 1949 года
была напряженной. Шел четвертый год после окончания войны.
Республика медленно поправлялась после разрухи. Еще велись
единоличные хозяйства, но налог был непомерно велик. Люди
перебивались как могли. 25 марта ученики в нашей школе
Джукстской волости Тукумского уезда сидели в классах в ожидании
начала урока. Но он почему-то не начинался. Когда по улице мимо
школы проехали первые два грузовика с людьми, сидящими на
пожитках и охраняемыми вооруженным конвоем, учащиеся поспешно
разошлись по домам. Домой добежал и я. Рассказал об увиденном,
взял за пазуху булку и предложил матери уйти из дома, хотя бы на
время, в ближний лес. Мать не согласилась, говорила, что плохо
себя чувствует и что вторично переселять нас не станут. Ведь мы
с матерью в конце 1946 года вернулись из первого переселения,
состоявшегося 14 июня 1941 года. Тогда отца забрали отдельно от
нас, а нас с матерью выслали в Красноярский край. В лес я пошел
один. Приближаясь к опушке, услышал звук мотора приближавшегося
грузовика. Укрывшись за елью, я стал наблюдать за дорогой и
увидел, что грузовик въезжает во двор нашего хутора «Кароги». В
нашем доме жили, кроме нас, еще соседи, дома которых были
разрушены войной. Когда во дворе дома раздались крики и плач, я
пошел к дому. Там мать одна... Выселять приехали пять человек.
Общее руководство осуществлял офицер в чине капитана,
вооруженный пистолетом, с ним — два солдата-конвоира с
винтовками. Два представителя местной власти, вооруженные
винтовками, имели задачу: сообщить главе семьи о выселении,
зачитать выписку из решения волостного исполнительного комитета,
отобрать у всех выселяемых документы и сообщить срок сборов в
путь. Нам дали 45 минут. Я заявил офицеру, что мы с матерью
никуда не поедем, что раз уже были сосланы и у нас нет ни
одежды, ни обуви, кроме той, что на нас, нет и продуктов
питания. Офицер внимательно выслушал меня, достал из планшета
какой-то документ и приказал мне прочесть его громко вслух. Это
был приказ его вышестоящего начальника. Я должен был перевести
текст по-латышски и спросить, все ли поняли. Получив
утвердительный ответ, офицер посоветовал нам скорее забираться с
вещами в кузов — а то конвойные помогут. Елгава — Омск Так, 25
марта 1949 года из нашего двора в путь отправились многодетная
семья соседа и мы с матерью. Через час мы в Елгаве. У сахарного
завода на запасных путях стоят эшелоны специально оборудованных
после ремонта старых товарных вагонов. К ним подъезжают
грузовики, люди с вещами загружаются прямо в вагон. По обе
стороны от прохода в вагоне — двухъярусные нары из грубых досок.
С левой стороны, по ходу вагона, двери и окна закрыты наглухо. С
правой стороны окна застеклены, двери открываются и закрываются.
Против левой двери в полу вагона круглое отверстие. По краям —
два подпятника. Это туалет. Крышку делали сами, чтоб тепло не
уходило. Занавесили место для приличия. Ведь многие люди не
могут отправлять личные надобности в присутствии других. По этой
причине было много осложнений, мягко говоря. Перед загрузкой
вагоны подверглись обеззараживанию каким-то дурно пахнущим
раствором. Наши тела и одежда пропитались зловонием. Справа от
двери — металлическая печурка, топится дровами и углем. На
остановках, в сопровождении конвоя, люди ходили за кипятком, за
водой, за топливом. В каждом вагоне ехало в среднем по 25
человек — старые и молодые, взрослые и дети, женщины и мужчины,
юноши и девушки, подростки и младенцы, здоровые и больные, реже
- лежачие. Их в вагоны на носилках заносили. Из описанного мною
можно лишь представить, как люди в этом вагоне провели четверо
суток в пути. На пятые сутки эшелон остановился на запасных
путях станции Куломзино города Омска — на левобережье Иртыша. Со
стороны левой двери встал грузовик. Дверь разблокировали, и
началась погрузка из вагона в кузов. Во второй половине дня
колонна отправилась в путь из Омска на север. Другая ушла на юг
в направлении Северного Казахстана. В сибирской деревне В село
Евгащино — центр Дзержинского района, мы приехали ранним утром,
через 12 часов, проехав 240 километров. Все расположились в зале
Дома культуры. Нас было 150 человек, мы остались без охраны. Но
ненадолго. Пришел офицер в форме МВД, представился как наш
комендант. Объяснил нам режим спецпоселения и организовал
фотографирование — нужны были снимки для личного дела и на
удостоверение личности. Потом сказал, что за нами приедут из
окрестных колхозов, совхозов, районных организаций и учреждений.
С этого дня до времени отбытия на место поселения раз в день
нам выдавали горячую пищу. За водой мы ходили на Иртыш. За чаем
- в столовую рядом. Опять возникли проблемы с туалетом. Не стану
описывать этих мытарств — и так ясно, что на 150 человек одного
туалета мало. На второй день ко мне подошел молодой мужчина и
спросил, какова моя семья и поедем ли мы в их колхоз? «Нас двое,
и конечно, поедем». Комендант вручает нам удостоверения
личности, поставив в них штамп о прописке по теперь уже
известному месту жительства. Два часа пути на конной подводе — и
мы въезжаем в деревню Красный Яр, что в 13 километрах от
райцентра на левом берегу Иртыша. Председатель колхоза
знакомится с нами и говорит, что временно будем жить в семьях
местных колхозников. Но прежде всего — в баню. Общественная баня
натоплена, горячей воды достаточно. В просторном предбаннике
можно привести в порядок пожитки. За пару часов несколько семей
поочередно помылись, нас провели в дом, где предстояло жить.
Отмытые и усталые, мы чувствовали блаженство после семи суток
мучительных передряг и неопределенности. Наша хозяйка, увидев,
что мать сидя дремлет, предложила ей перебраться на печь. «Дай
людям отойти», — сказал ее муж. Засыпая, каждый из нас думал о
завтрашнем дне. Ведь завтра начнется для нас новый этап
совершенно незнакомой жизни, которая продолжалась до 1956 года.

РУБРИКА