Вести сегодня
48(486) 26.02.2001
Николай КАБАНОВ
Орфей и преисподняя

Народный артист России Николай Константинович Печковский был
довоенной звездой. Люди старшего поколения помнят его
неповторимый драматический тенор, которым он исполнял Германа в
«Пиковой даме», Самозванца в «Борисе Годунове», Хозе в «Кармен»,
Отелло и Ромео... Не было города в Советском Союзе, где приезд
солиста Ленинградского театра оперы и балета не вызывал бы
аншлага. Но судьба артиста сложилась драматически.

Уроки маэстро - В 1937 году я учился на втором курсе
Ленинградского высшего военно–морского училища, - вспоминает
рижанин, латыш Николай Крейер. - Мы ходили в походы на шлюпках,
на учебном крейсере «Комсомолец» достигали острова Готланд.
Культурная жизнь в училище тоже была на высоте - это само собой
разумелось в том роскошном особняке, где на стенах сохранялись
гигантские батальные полотна Айвазовского. И вот к нам приехал
шеф Балтфлота, певец Печковский! Надо отметить, что с русской
армией певец был связан прочно. В 16–м году двадцатилетний
москвич Коля Печковский получил контузию на германском фронте, а
после Февральской революции перешел на сторону большевиков.
Временное правительство пыталось арестовать его, но тысяча
солдат отстояла любимого командира. В 1920 году Печковский на
агитпоезде едет на Северный Кавказ, где добиваются отряды
деникинцев. Тогда же его пение слышит легендарный генерал
Брусилов, и с благодарственным письмом к Луначарскому молодой
певец зачисляется в Большой театр... - Концерт, конечно же,
прошел на бис. Столпились тогда вокруг Печковского много дам,
жен наших командиров–краснофлотцев. А тут я: «Не могли бы вы,
Николай Константинович, меня послушать?» Он был и рад уйти от
поклонниц. Зашли в аудиторию, его аккомпаниаторша (к слову,
лучшая в Ленинграде!) Софья Осиповна Давыдова села за рояль.
Когда я спел романс Чайковского «Хотел бы единое слово», то
Печковский воскликнул: «Вам же надо учиться, молодой человек!»
Так курсант Крейер стал «серьезно» петь, и уроки ему давал сам
Печковский. Занятия проходили на квартире у мэтра, на
Лермонтовском проспекте. Поражало обилие антиквариата, книг,
рояль карельской березы... Супруга певца Таисия Александровна
была любезна к ученику - даже шинель снимать помогала. Вскоре
Николай Крейер стал солистом Ансамбля песни и пляски Балтфлота.
Но вот арестован его отец–комбриг, а немного позже - и
Крейер–младший... Пел не для фашистов История с тем, как
Печковский оказался «на оккупированной территории», что
испортило ему анкету, но не лишило природного дара, обросла
фантастическими подробностями. На самом деле в августе 1941 года
он выехал за своей больной матерью, оставшейся в «имении»
Карташевка. Но немцы так быстро продвигались вперед, что
сообщение с Ленинградом было прервано в течение нескольких
часов. Без продуктов и зимней одежды Печковские просуществовали
до декабря, когда Печковский дал концерт в местной школе -
слушатели платили кто краюхой хлеба, кто несколькими яйцами или
картофелинами. А жену Печковского уже арестовал НКВД. В январе
1942 года Печковский рискнул спеть в Гатчине, потом в Луге,
Пскове... В городке Порхов за кулисами к Печковскому обратился
незнакомец - представившись советским партизаном, он признался,
что должен был взорвать театр во время концерта Печковского, но
в последний момент решил сохранить жизнь артисту и зрителям.
Рижская опера предложила русскому тенору серию выступлений.
Николай Константинович пел в Риге еще и в филармонии, снимая
скромную комнату. Постепенно его стали приглашать и на Запад - в
Вену, Прагу и... Мадрид. Испанцы предлагали по 400 долларов за
концерт, была возможность перебраться в Англию. Но Печковскому
не хотелось покидать родную страну. Специальный заключ¬нный 15
октября 1944 года, через два дня после взятия Риги, в
контрразведку СМЕРШ Прибалтийского фронта явился высокий мужчина
и заявил, что он - народный артист Печковский. «Вы, вероятно,
соскучились по родине?» - иронично спросили его чекисты. Неделю
он находился в положении полувольного–полуарестованного, а 22
октября специальный «дуглас» доставил в Москву уже зека
Печковского. В Лубянской тюрьме ему пришлось просидеть до января
1946 года. Мрачную роль в тюремно–лагерной эпопее Печковского
сыграл министр госбезопасности Абакумов. У него были личные
счеты с артистом. В 1934 году в Тбилиси рядовой ОГПУ Абакумов
оскорбил артиста, который, как ему показалось, недостаточно
благосклонно отреагировал на его восторги. Абакумов поплатился 8
днями гауптвахты, Печковский отсидел 10... лет. Известно, что
нет больших ненавистников, чем вчерашние «фаны». Абакумов
личными распоряжениями перебрасывал Печковского из зон, где он
устраивался «по специальности» певца (хоть и в лагерной
самодеятельности), в режимную Сухановскую тюрьму или на
гибельные «общие работы». Но всегда находились поклонники - и
«блатные», и «политики», и даже «граждане начальники», которые
были рады отработать норму за артиста или просто приписать ему
трудодень. Всеми правдами и неправдами доставали продукты,
одежду, нотные партитуры. Голос Печковского звучал на заполярных
«командировках», в пересыльных тюрьмах и даже в кабинетах
начальства МГБ. Абакумов его, впрочем, к себе не звал - но перед
смертью Вождя и Учителя пришли и за самим Абакумовым. В сентябре
1954 года Печковского освободили, и после маленькой афишки с его
именем в Омске чуть не разгромили филармонию. Возвращение
Печковского было триумфальным. А в начале мая 1956 года
Печковский сыграл в шести спектаклях в Опере - «Пиковую даму» и
«Паяцев». После каждого рижане устраивали живой коридор от
дверей до машины. Многие говорили: наконец–то вы приехали в
город, из–за которого так пострадали! В Ленинграде Печковский
жил со второй женой, Ксенией Петровной, в семье воспитывалась
приемная дочь, взятая из детдома. В родной Мариинский–Кировский
театр Печковскому прийти все–таки не позволили. Однажды, в 66–м,
в гости к нему пришел артистичный мужчина средних лет. Недолго
вспоминал Печковский: «Коля Крейер!» Так и встретился Учитель с
учеником, ставшим к тому времени директором одной из крупнейших
в Союзе Днепропетровской филармонии. Николаю Константиновичу
оставался год жизни - но голос его звучал как в далекие
довоенные годы.

РУБРИКА