Час, Ежедневная русская газета Латвии
2 (1028) 03.01.01
Мая ХАЛТУРИНА
"Мы идем на Запад, а Запад - навстречу гибели"

Так считает Ольгерт Кродерс, мэтр латышской режиссуры, только
что поставивший в Русской драме "Блудного сына" Блауманиса

Фото Игоря Ватолина. Голова профессора Кродерса.

Может быть, история заблудшего и погибшего крестьянского сына,
разыгранная на сцене Театра русской драмы, - это последнее
"штормовое предупреждение", которое старый режиссер, известный
русскому зрителю по фантастическому фильму "Голова профессора
Доуэля", посылает молодому веку... После премьеры Ольгерт
Кродерс побеседовал с "Часом".

Мая ХАЛТУРИНА

Когда я встречаю на улицах Риги Кродерса, мне кажется, я вижу
ходячую достопримечательность. И если я иду не одна, а в
компании с какими-нибудь заморскими гостями, я обязательно
говорю: "Вот Национальный театр, памятник архитектуры, а вот
Ольгерт Кродерс, национальное достояние, садится в трамвай!"
"Кто это?" - спрашивают серые-темные-необразованные. - "Ну
голова профессора Доуэля, помните?" - отвечаю (это одна из его
знаменитых киноролей).

А еще всегда встречаю Кродерса на премьерах в Русской драме.
Так что актеров этого театра он хорошо знает, хотя "Блудный сын"
стал его первой работой с ними. В дни премьерных показов Кродерс
спокоен, как старый морской волк в бурю. Вот у актера за полчаса
до спектакля пропал голос. "Ничего, не переживай, после третьего
звонка заговоришь", - успокаивает его Ольгерт. И так и
случается.

Драму Блауманиса он поставил серьезно, основательно,
классически. Никаких изысков, экспериментов.

- Я бы с удовольствием занимался экспериментами, но это пугает
директоров театров. Сейчас все зависит от финансов. И если опыт
не удался, то в театральной кассе будет большая дыра. Директора
обычно меня просят: "Делай что хочешь, лишь бы публика шла!" Но
на этот раз я сознательно выбрал реалистический путь, хотел
познакомить русских зрителей с серьезной драматургией
Блауманиса, которую они плохо знают.

Римская империя времени упадка

- В вашем возрасте многие любят говорить: "Ну и молодежь нынче
пошла! Вот в наше время..." А как вы смотрите на тех, кто сейчас
дышит вам в затылок?

- Очень хорошо смотрю, я сам когда-то кому-то дышал в затылок,
это нормально. Как ни ругают наших молодых режиссеров, но вся
эта группа очень талантлива: Виестур Кайриш, Регнар Вайварс,
Гатис Шмит, Зане Крейцберга, Джилинджер... Это как "могучая
кучка" в истории русской музыки.

Но если говорить не о театре, а о жизни как таковой, то тут
дело немножечко хуже. Я глубоко убежден, что западная
цивилизация идет на спад. Мы сейчас переживаем период упадка
Римской империи. Древний Рим развалился, пришли германцы. У нас
на месте германцев будет Азия. Совпадение с тем, что происходило
в Древнем Риме, стопроцентное. И гладиаторы у нас есть, только
на другом техническом уровне - на экране телевизоров. И наше
искусство очень походит на то, что было в Риме. Из искусства
изгоняется человек.

На Запад мы идем в сущности потому, что на Востоке -- Россия,
которую мы боимся. Особенно сейчас, когда у власти Путин.
Непонятно, что он будет дальше делать. Если Евгения Киселева
завтра не арестуют, я буду очень удивлен. Так что мы идем со
страху.

- И вы тоже боитесь?

- Иногда я испытываю страх, но не в том смысле, о котором я
говорил. Если что-то такое и случится, то не завтра и не
послезавтра, а когда мне будет лет 90 и мне будет уже все равно.

Холодное лето 53-го

- В вашей биографии был такой пункт, как Сибирь...

- Страшно было первые два года, когда все подыхали с голоду. А
кто тогда выжил, те потом жили нормально. Сибирь есть Сибирь,
жизнь есть жизнь. Мне было 19, когда я там оказался. Потом мы
попали на Крайний Север. Там жизнь была, по-моему, даже лучше,
чем тут. Американцы присылали консервы, масло, муку. Северные
олени, очень много рыбы. Хлеба ели сколько угодно.

- А какие были отношения с местным населением?

Мы сейчас переживаем период упадка Римской империи. Древний Рим
развалился, пришли германцы. У нас на месте германцев будет
Азия.

- Публика там собралась пестрая: и вымирающие северные народы,
которых осталось 500 человек на всем белом свете, и русские,
которые когда-то приехали туда на заработки, и дезертиры, и
офицеры, которые чем-то согрешили на фронте. Девушек, которые
плохо учились, присылали учителями. Жили хорошо.

Когда после войны была большая амнистия, к нам прислали троих:
вора, рецидивиста и просто бандита. Очень хорошие парни были.
Сначала пошумели, потом утихли.

1 мая забежала ко мне местная учительница: "Ольгерт Робертович,
помогите, они ко мне пришли!" А я тоже был по случаю 1 Мая под
этим делом. Я очень смело пошел к ним. Говорю: "Давай
убирайтесь!" Они мне: "Чего-чего ты сказал?" Я понял, что ничего
хорошего тут не будет, и предложил: "Пойдем-те ко мне водку
пить!"

Под утро я проснулся - часов нету, бритвы нет и еще что-то
утащили. Потом я встретил главного бандита, говорю: "Что же это
такое, вместе пили, а вы?" Он нашел вора, задал ему трепку, и
тот все принес обратно. С тех пор у нас были хорошие отношения.

- Вы помните свои первые впечатления, когда вернулись сюда?

- В вагоне-ресторане мои соседи как узнали, что я бывший
высланный, так вскочили и убежали, даже обед не доели! Чтоб ЧК
не заметила, как они говорили с ссыльным. Чекистов страшно
боялись. У моего школьного товарища была синяя фуражка, но,
конечно, без звездочки. Боялись даже фуражки! Он вернулся после
войны из Казахстана и ходил по знакомым в этой фуражке,
одалживал деньги - ни одного отказа! На, бери, только уходи...

В театре все как в любви

- Вас, наверно, очень часто спрашивают: трудно ли было быть
головой профессора Доуэля?

- Нет, нисколько не трудно. Запихали в какой-то дурацкий ящик,
но 45 минут там можно было выдержать спокойно. А больше не
заставляли. Воспоминания остались хорошие, потому что компания
собралась замечательная.

- Когда вы работаете как актер, у вас свербит внутри, что все
надо сделать не так, а эдак?

- Нет, я идеальный актер, я очень послушен режиссеру. Никогда
не спорю с режиссером, потому что это бесполезно.

- А как режиссер вы терпите, если актеры с вами спорят?

- Стараюсь убедить их в своей правоте. Но некоторые актеры
очень хитрые: они любят задавать такие вопросы, на которые не
ответить нельзя. А если ответить мимоходом или не всерьез, то
они обидятся и потеряют настроение репетировать. Некоторые
актеры очень этим пользуются. Вот была у меня одна такая: если
она не хотела работать, она просто с утра начинала задавать
вопросы, и так до двух часов.

- Наверное, актер должен быть храбрым человеком, чтобы
оставаться на сцене один на один с залом, режиссер - один на
один с труппой...

- Публику нельзя бояться. Ведь я просто хочу о чем-то
поговорить с ней. И я уверен, что отношения режиссера с актерами
должны базироваться на чем-то, похожем на любовь. Не в
сексуальном смысле, конечно, но какая-то влюбленность друг в
друга должна присутствовать. Без этого я работать не умею. Если
хотя бы один актер настроен против меня или против партнера, я
это сразу чувствую. Но ведь это и в жизни так: когда человек
влюблен в кого-то, то не только объект его любви это чувствует,
а все вокруг! И даже на 90 процентов угадывают, в кого он
влюблен.

РУБРИКА