Павел Тулаев: Уважаемый Евгений Филиппович, нашим читателям Вы известны прежде всего как издатель "Русского геополитического сборника". Почему Вы решили взяться за это дело?
Евгений Морозов: Восемь лет назад мы, кружок геополитиков, сложившийся к тому времени в Москве, решили сформировать академию геополитики. Этим мы занимаемся до сих пор. Нам уже три раза отказали в регистрации, но, несмотря на это, мы решили издавать геополитический журнал. Это поручение выпало на мою долю, и я его начал осуществлять. Наш журнал мы видим как продолжение "Zeitschrift fur Geopolitik" Хаусхофера. Должен сказать, как минимум один несомненный момент сходства есть: как и Хаусхофер, мы выпускаем свой журнал примерно раз в год.
ПТ: Геополитика стала сегодня не только популярной, но, можно сказать, и модной. Развиваются одновременно несколько научных школ. Какую из них Вы считаете наиболее авторитетной?
ЕМ: Естественно, школу, к которой я принадлежу, русскую школу геополитики. Большинство из развивающихся, как Вы сказали, школ - это, к сожалению, всего лишь перепевы мотивов англосаксонской школы. Есть, правда, еще попытки создать какую-то новую науку, синтезировать еще одну новую геополитику, но это я отношу к разряду всяких "измов" в искусстве, что-то вроде абстрактных картин.
ПТ: А в чем состоит основное отличие русской геополитической школы от западной или от западных?
ЕМ: Знаете, основное отличие в том, что, если западные школы зациклены на соотношении пространственных конфигураций, на формах геополитических пространств, то русская геополитическая школа никогда не придавала особого значения их формам, границам, она всегда углубленно занималась содержанием, наполнением пространства в первую очередь. А вопрос о границах для нее всегда был даже не второстепенным, а третьестепенным. В то время как на Западе это основа основ любого геополитического исследования или концепции.
ПТ: Мы, как правило, противопоставляем русскую школу западной, но по отношению ко многим восточным странам, таким как Китай, Япония, мы сами являемся Западом. Так вот существуют ли на Востоке развитые геополитические школы? Знакомы ли Вы с ними? Как Вы их оцениваете?
ЕМ: Конечно, такие школы существуют и притом существуют с древних времен. Первый геополитический труд Дальнего Востока, который мне известен - это "Трактат о военном искусстве" Сунь-цзы. В русле этого трактата поработало великое множество геополитиков, многие переведены и известны у нас в стране, но должен сказать, что основной массив геополитических трудов Дальнего Востока - это массив нетронутый, и ввиду трудности освоения дальневосточных языков вряд ли скоро будет прорыв. В свое время, 150 лет назад, один ученый монах переводил китайские тексты с огромной скоростью и сделал огромный корпус переводов китайских документов. Но я не сомневаюсь, что даже и одной стотысячной части китайских архивов не было переведено. А после него, к сожалению, второго такого энтузиаста не нашлось.
ПТ:Трактаты о войне Сунь-цзы у нас переизданы недавно, наряду с некоторыми другими трудами китайских философов по военной доктрине. Но в целом, конечно, надо признать, что восточная школа у нас гораздо менее освоена. А вот я хотел бы Вас спросить более подробно о русской геополитической школе. В своей замечательной статье, посвященной фельдмаршалу Милютину, Вы раскрыли некоторые не слишком широко известные факты о его роли в формировании военной элиты в конце XIX - начале XX века. Он был сильным геополитиком, помимо всего прочего?
ЕМ: Да, он был сильным геополитиком. Высший пилотаж - это формирование ее методологии. Вот он сформировал методологию геополитики, фигурально выражаясь, за один присест. Он изложил ее в 1846 году в одной из своих брошюр, и до времен Снесарева до 20-х годов, фактически, нашего века методология эта оставалась совершенно неизменной. В 1861 году его вызвал император и совершенно неожиданно предложил ему изложить его мысли о военной реформе, если у него таковые есть. Без всякой подготовки Милютин докладывал императору два часа готовый план военной реформы и затем, когда стал военным министром, в течение 20 лет без всяких изъятий или изменений ее осуществил. Сейчас можно было бы сказать, что у него был не мозг, а живая электронно-вычислительная машина. Все просто удивлялись совершенно необычному способу мышления последнего фельдмаршала империи. И он действительно последний фельдмаршал в Российской империи, после него уже в этот чин не производили никого.
ПТ: В России, насколько я знаю, геополитика развивалась сначала в рамках военной географии, так ли это?
ЕМ: Не совсем так. Начало геополитики лежит в трудах славянофильской школы. Первый труд Ивана Киреевского "Основы XIX века" это уже, можно сказать, геополитический труд, хотя, конечно, сейчас нам непривычно видеть такой геополитический труд по сравнению с теми, какие нам известны позже. После Киреевского - Хомяков, Аксаков, особенно Данилевский, Леонтьев разрабатывали вопросы геополитики весьма глубоко и плодотворно, а что касается военной школы геополитики, то она возникла, я бы не сказал параллельно, потому что тот же Данилевский весьма тесно сотрудничал с Милютиным, у нас в руках обширнейший корпус переписки между этими двумя деятелями.
ПТ: А она издана эта переписка?
ЕМ: Нет, она не издана.
ПТ: Эта тема очень интересна. Я согласен с тем, что Данилевский является крупнейшим русским геополитиком. И я как раз был одним из тех, кто первый в советское время приступил к его изданию. Вы помните мою хрестоматию "Россия и Европа", она вся построена на Данилевском. Именно его труд стимулировал издание сборника. Но я не могу с Вами согласиться, что Киреевский и Хомяков тоже были геополитики. Этот раздел знаний сейчас называется сравнительной культурологией. Скорее они брали и сравнивали какие-то историко-культурные элементы. Хотя, по-видимому, современная геополитика немыслима и без культурологии, например, война цивилизаций.
ЕМ: Совершенно верно. Культурология - это весьма важный раздел.
ПТ: То есть, если брать геополитику как интегральную науку, то в нее с необходимостью включается культурология.
ЕМ: К слову говоря, первым геополитиком России мы считаем Василия Никитича Татищева, когда-то петровского денщика, а впоследствии оренбургского генерал-губернатора. Его труды, мы считаем, продолжил Ломоносов. Это, можно сказать, предки русской геополитики.
ПТ: Татищев гениальный историк. Занимаясь русскими древностями в эти годы, я очень много взял у него, в частности для работы "Варвары". Он как никто другой изучил древние истоки русской истории. Скажем, такие классики современной истории как Вернадский или наши советские историки, такие как Аполлон Григорьевич Кузьмин, они многое взяли у Татищева. А труды Татищева изданы в советское время совсем недавно, несколько лет тому назад. Это феноменальный историк, прежде всего, и, как Вы сказали, крупный военный и государственный деятель. А кого из наших современных геополитиков Вы считаете достойными внимания?
ЕМ: Достойных внимания геополитиков в России сейчас не так уж мало. Во всяком случае, по пальцам одной руки не пересчитаешь, как десять лет назад. Но первое имя, которое мы должны назвать, это, конечно, Александр Гельевич Дугин, зачинатель этого движения возрождения геополитики в постсоветской России. Насколько мне известно, он сейчас у нас самый читаемый геополитик.
ПТ: Безусловно, его книга "Основы геополитики" переиздана уже дважды, по-моему, даже третье издание готовится, и цикл его радиопередач вызывает горячие отклики у слушателей. Широко известнен также скандал с закрытием его радиопередачи, как раз после лекции по Хаусхоферу. Популярностью пользуются документальные фильмы. А как Вы оцениваете его труд "Основы геополитики"?
ЕМ: Здесь слово "основы" надо понимать в буквальном переводе с греческого "элементой", то есть основы, корни, питающие геополитику. Александр Гельевич проходит по ним очень хорошо, полно, ничего не забывая, иллюстрирует это весьма широко известными примерами, но окончательные выводы предоставляет делать тому, кто намерен оттолкнуться от этих "элементой" и пойти дальше, что и делают современные геополитики России.
ПТ: Его концепция в целом Вам представляется достаточно обоснованной?
ЕМ: Земля и море, атлантизм и евразийство, да, достаточно обоснованны. Хотя к этому нельзя сводить всю геополитику, но, в конечном счете, можно в любом геополитическом явлении дойти до этого противопоставления. В сущности, Александр Гельевич здесь пропагандирует известную концепцию Хауфорда Маккиндера, его доклад 1904 года, который я в свое время имел удовольствие предоставить Александру Гельевичу для публикации. Так что думаю, что от этого открытия Маккиндера никуда не деться.
ПТ: Мне кажется, что здесь также надо учитывать подчеркнутый дуализм метафизики Дугина, поскольку этот гностический дуализм проходит через все его сочинения, в том числе, по геополитике.
ЕМ: Совершенно верно. У него всегда присутствовал некий гностический крен.
ПТ: А что Вы скажете о Сорокине. Его книга "Геополитика, современность и геостратегия" вышла несколько раньше дугинской.Она была для того времеми заметным явлением.
ЕМ: Видите ли, книгу Сорокина я высоко ценю, но на ней лежит неизгладимый отпечаток того, где она писалась.
ПТ: Американской школы?
ЕМ: Сорокин, если не ошибаюсь, старший научный сотрудник Института США и Канады, который фактически является идеологической резидентурой ЦРУ в нашей стране, поэтому он в своей монографии буквально разрывается между предписанными свыше требованиями начальства и честностью ученого. Я не завидую его положению.
ПТ: Я не думаю, что Сорокин платный агент ЦРУ, но могу с Вами согласиться, что мировоззренческие модели, навязываемые некоторыми западными школами, в конечном счете, играют провокационную роль. Как Вы относитесь к такому явлению как Комитет по геополитике? Небезызвестный деятель Государственной Думы Митрофанов, он же автор книги "Шаги новой геополитики", проводит в радикальном виде линию Хаусхофера, ось Москва-Берлин-Токио, является внутренним пафосом семинаров, где какие только темы не обсуждаются помимо геополитики. Как Вы оцениваете всю эту организацию?
ЕМ: Организация, конечно, очень хорошая. Очень жаль, что этот Комитет так и не сумел выйти на законодательный уровень. Все, что они сделали за четыре года, это провели законопроект о континентальном шельфе. Это тоже очень важно, но не достаточно. В последнее время они пытаются создать проект геополитической концепции развития России, но здесь на них влияет столько самых разных политических и, если хотите, геополитических сил, что получается весьма расплывчатая бумага, типа каких-нибудь масонских протоколов, о любви и дружбе и всеобщем согласии. Что за этим кроется, известно только посвященным.
ПТ: Имеют место интересные факты. Парадоксально, что именно немцы подвергают критике наиболее радикальные аспекты прогерманской линии Митрофанова. Мол, невозможно сейчас следование, в чистой форме, линии по разделу Европы.
ЕМ: Видите ли, то, что сейчас невозможно, через десять лет может стать возможным. Наполеон говорил, что на войне ситуация меняется с каждым мгновением, а геополитика - это война всех против всех. Я бы, например, не хотел делить Польшу. А вот насчет Прибалтики мы еще посмотрим…
ПТ: Вы затронули вопрос о Прибалтике. Существует довольно известный автор - Владимир Видеманн, который издает журнал "Императив". Он попадался Вам в руки когда-либо?
ЕМ: Нет, к сожалению. С Видеманном я знаком, но "Императив" мне не попадал в руки.
ПТ: Я как раз принес Вам сегодня два номера, Вы будете иметь возможность с ним познакомиться. Не удивительно, что Вы его не читали, он издается в Берлине мизерным тиражом. Так вот один из знаменитых геополитических проектов Видеманна называется "Панбалтония". Это идея Ганзейского союза, развитая до новой роли Северной Европы в политическом пространстве. Как Вы считаете, возможно ли участие России в строительстве нового северного европейского пространства?
ЕМ: Почему же нет, мы уже дважды это делали. Петр I выстраивал такой союз в Северной Европе, Екатерина в связи с "северным аккордом". Но для России это всегда было не целью, а средством. Для Германии, другой вопрос, это может быть целью. Для нас это хорошее вспомогательное средство, которое всегда срабатывало. Почему бы и не поговорить о Панбалтонии? Вреда от нее не будет, а польза может быть большая.
ПТ: С.Карамурза, известный публицист, написал книгу под названием "Евроцентризм, скрытая идеология перестройки". Как Вы считаете, ориентация России на Запад Европы действительно была грубейшей геополитическаой ошибкой, или даже, как он пишет, "скрытой идеологией", или же это был вынужденный неизбежный тактический ход, который просто нарушил баланс?
ЕМ: Романовы с самого момента воцарения показали себя как оголтелые евроцентристы. Взять того же Петра Первого. Нужно было вводить регулярную армию и регулярный флот, но, например, зачем было вводить западноевропейский обычай с кубком большого орла или эти чисто голландско-протестантские кощунства в духе "всепьянейшего собора" и т.д. Нет, это не тактический ход, это была ловушка, в которую попали русские, развивавшиеся до того достаточно гармонично. Почитайте труды любого из западно-ориентированных историков, хотя бы того же Милюкова, какие там проклятья сыплются на допетровскую Русь.
ПТ: Я хотел бы снова вернуться к западной школе, потому что многие наши авторы, которые пишут, в том числе Видеманн и Дугин, обращаются к французской, западноевропейской геополитической школе, в частности, представленной в журнале "Nouvelles de Synergies Europeennes" ("Новости Европейской Синергии"). Там очень много печатается Роберт Стойкерс, он считается ведущим геополитиком этого издания. Вы читали, наверное, его переводы?
ЕМ: Да, приходилось.
ПТ: Как Вы оцениваете взгляды Р. Стойкерса?
ЕМ: Не сочтите за педантизм, но сперва я поправлю. Нет такой западноевропейской школы геополитики, единой, по крайней мере. Есть германская - центрально-европейская, есть саксонская. Журнал "НЕС" работает в русле центрально-европейской школы. Приходилось читать Стойкерса. Проекты интересные, но за одним небольшим исключением. Видимо, у западноевропейцев это уже заложено в генах. Он хочет распространить Европу, как она есть, до берегов Тихого океана.
ПТ: Реально ли это?
ЕМ: Это совершенно нереально. Если уж говорить о Евразии тысячи флагов, то надо быть готовым к различным флагам. Может быть, даже к тому, что где-то вместо флагов вдруг появится хвост яка на копье, а где-то на древке - лошадиный хвост и т.п. Конечно, я образно выражаюсь, но Вы понимаете, что я хочу сказать.
ПТ: Вы, наверное, тут имеете в виду русские интересы в Азии, Сибири и на Дальнем Востоке. Сибирь, например. это наш стратегический тыл, и в связи с этим даже появляются смелые теории и проекты о перенесении туда столицы. Мол, Россия должна оставить Европу и перенести столицу куда-нибудь за Урал. Как Вы считаете, насколько это серьезно?
ЕМ: Лишь отчасти. Разумется, по сырьевым потокам сейчас все основное сырье и, главным образом, экспортные товары, но и не только экспортные, а обеспечивающие промышленность европейской части России, дает Сибирь. Точнее, Западная Сибирь, между Уралом и Енисеем. А к востоку от Енисея и до берегов Тихого океана - это колоссальная кладовая природных ресурсов, еще не тронутая, на будущее. Нашу Россию можно разделить на три части: перерабатывающая зона Европейской России, сырьевая зона от Урала до Енисея и зона заложения на будущее. Но видите ли в чем дело, если переносить столицу за Урал, то это означает бросить наш крупнейший индустриальный комплекс в центре Европейской России, который худо-бедно дает 60 % продукции машиностроения. Остальные дает Уральский индустриальный комплекс. Отсюда сделаем вывод: переносить столицу в Сибирь могут предлагать только те, кто видит для нашей страны будущее сырьевого источника.
ПТ: Кроме того, на Дальнем Востоке у нас есть сильные конкуренты. Я знаю, что Вы одно время специализировались по Китаю и вплотную занимались этим направлением восточной политики России. Как Вы оцениваете перспективы русско-китайского сотрудничества? И как в этой связи вы прокомментируете известные заявления некоторых американских журналистов о якобы грядущей русско-китайской войне?
ЕМ: Если откровенно, то действительно много приходилось заниматься Китаем по долгу службы, и я согласен с основным выводом, которое Главное разведуправление сделало еще в 60-х годах: и вся активность Китая на северной границе - это маскировка его продвижения в Юго-Восточную Азию. Тот же Сунь-цзы, вспомните: "Если ты хочешь напасть с Запада, делай вид, что нападаешь с Востока". Теперь о перспективах и возможностях. Действительно, мы могли бы как следует поладить с Китаем, который является ни чем иным, как колоссальным рынком сбыта для продуктов нашей индустриальной деятельности и в то же время колоссальным поставщиком продовольственных продуктов. В экономическом плане Россия и Китай составляют некое единство, взаимодополняют друг друга. Отсюда можно делать многие выводы. Многое зависит от степени понимания ситуации нашим руководством, а также то, предпочтет ли Китай иметь Россию как надежный стратегический тыл или же он будет вынужден обращаться с ней как с участником антикитайской коалиции.
ПТ: Как же тогда ось Москва-Токио? Неужели Токио будет придаваться второстепенное значение по сравнению с Китаем?
ЕМ: Нет, ось Москва-Токио - это великолепное средство для того, чтобы делать Китай сговорчивым.
ПТ: То есть следует работать в двух направлениях?
ЕМ: Видите ли, система геополитических союзов России имеет два эшелона. Первый эшелон - это Германия, Иран, Индия, Китай. Второй эшелон - это Япония, Индия (против Китая, которого может занести), Франция, Польша (против Германии, которую тоже может занести, как мы частенько видим на протяжении всей ее истории). Вот, собственно, пока и все, что я могу сказать по этому поводу.
ПТ: Стойкерс уделяет особое внимание Индии. Он считает, что Индия является ключом для выхода Европы в Тихий океан. Я согласен, что "НЕС" развиваются в рамках германской школы геополитики, находятся под влиянием Хаусхофера, но именно во Франции сложилась сильная индоевропеистика. Она сложилась XIX веке, раньше, чем в России. И вот эта французская индоевропеистика влияла, в частности, и на германскую, и на русскую.
ЕМ: Мне всегда казалось, чтофранцузская индоевропеистика пошла по следам индогерманистики. Но это другой вопрос, о нем не стоит спорить. А насчет роли Индии, тут я прямо скажу, что Стойкерс, может быть бессознательно (вряд ли он знаком с трудами Снесарева), но совершенно точно повторяет слова и концепции А.Е. Снесарева, нашего величайшего геополитика ХХ века.
ПТ: То есть битва за Гималаи была не напрасна?
ЕМ: Я Вам приведу выражение Снесарева: "величайшая военная добыча в мире", как он говорит об Индии. Это, конечно, шутка. На самом деле ключевое значение Индии выражается совершенно в иных сферах.
ПТ: В чем оно выражается?
ЕМ: Оно выражается, прежде всего, в том, что Индия сохранила в наиболее нетронутом виде арийскую духовность, арийские ценности. Европа утеряла их. Мы в России испытали, пожалуй, слишком мощное влияние Европы, в то время как Индия для нас остается местом духовного паломничества.
ПТ: Понятно, но, может быть, именно Восток повлиял на некоторые мистические направления европейской, не говоря уже о западной геополитической школе. Например, такой известный автор, как Парвулеско. Александр Дугин посвятил ему, помимо статей, одну из лучших радиопередач. В связи с этим я хочу Вас спросить: как Вы считаете, мистический, оккультный подход геополитики имеет практическое значение или он все-таки более близок к литературе, чистой философии?
ЕМ: Несомненно, он очень близок к геополитике. Изучение географической локализации различных мистических стереотипов уже приносят весьма плодотворные результаты безотносительно к тому, верите ли Вы в эти мистические концепции или нет. А вообще-то, в свое время мы с А.Г. Дугиным разделили этот мир по горизонтали. Он себе забрал небо, то есть мистическую сторону геополитики, а я забрал землю, практическую сторону геополитики. Так что этот вопрос лучше было бы задать ему.
ПТ: Если принять во внимание теорию войны континентов, которую Дугин всячески пропагандирует, то война континентов происходит и в земной сфере - война Евразии и Америки.
ЕМ: Войну континентов не стоит понимать так буквально, поскольку Америка - это голем Евразии, проекция черных сторон души Евразии.
ПТ: Это, может быть, в мистическом плане, а реально США сегодня - мировой лидер. Там не только какие-то черные стороны человеческой души проявляются, там находится военно-экономический центр, и надо сказать, что он даст фору таким бывшим центрам белой расы, как Германия, Франция. Россия сейчас в хвосте плетется у НАТОвской политики.
ЕМ: Да, потому что мир выстроен по парадигме, родившейся в Великобритании, и управление Америкой на концептуальном уровне тоже ведет Великобритания. Это особенно четко можно было разглядеть во время недавнего сербско-европейского конфликта.
ПТ: Мы как раз приблизились к современным проблемам. Я хочу узнать Ваше мнение о теории и практике нового мирового порядка. Еще пять-шесть лет тому назад казалось, что "новый мировой порядок" - это некоторая страшилка, некий жупел, и вдруг оказалось, что "новый мировой порядок"реально действующая доктрина и практика. Как Вы считаете, "новый мировой порядок" - это реальность или идеологическая пропаганда?
ЕМ: Я считаю, что это вполне реальная теория, но она пока не воплотилась в реальность. "Новый мировой порядок" натолкнулся уже на определенные трудности в прошлом году во время спровоцированного финансового кризиса в Тихоокеанском бассейне, когда американцы через Джорджа Сороса решили приструнить азиатских молодых тигров, чтобы не очень резвились, и в конечном счете оказалось, что Китай занял нишу, на которую претендовали Соединенные Штаты. А если говорить о военных средствах проведения в жизнь нового мирового порядка, то против Сербии, которая так и не ввела в бой свою авиацию, была задействована четверть всей военной авиации НАТО. А теперь представьте себе, что бы было, если на стороне Сербии выступила бы, скажем, Украина или Болгария? Пришлось бы, наверное, три четверти военной авиации бросать в дело. А если еще кто-нибудь выступит, типа новой Польши или Германии? Германия - вот ключ к этому новому мировому порядку.
ПТ: Да, США делают все возможное, чтобы заинтриговать Германию, перетянуть ее на свою сторону, финансами заарканить. Но как Вы считаете, удастся ли Соединенным Штатам закрепить за Германией роль стратегического партнера, или все-таки Германия будет дрейфовать в сторону независимой Евразии?
ЕМ: Роль стратегического партнера - это и значит проведение независимой политики, только согласованной в каких-то аспектах со своим стратегическим партнером. Согласитесь, что для Германии это был бы колоссальный шаг вперед, после того, как на протяжении почти пятидесяти лет существовала только действующая модель Германии, и даже не одна, а две, у каждого из блоков своя. У них - ФРГ, у нас - ГДР. Сейчас, вот уже десять лет как возродилась Германия. Помните, "Deutschland erwache!" ? Дойчланд действительно возродилась. И теперь, конечно, действуют прежние политические концепции, прежние политики, но на смену им уже идут новые политические силы, потому что почва - это не пустяк, в геополитике это весьма важный элемент.
ПТ: Как Вы считаете, то, что мы уступили Восточную Германию, было стратегической ошибкой Советского правительства, в то время возглавлявшегося Горбачевым, или это был верный тактический ход?
ЕМ: По-моему, это был политический ход, рассчитанный не только на возрождение Германии, но и на установление с ней стратегического партнерства. Другое дело, что в конечно счете Буш переиграл Горбачева, и этот союз не родился.
ПТ: Вот именно, об этом я и хотел спросить. Потому что отдать, допустим, оккупированную территорию довольно просто и аргументировать такое отступление просто, но восстановить баланс, который был завоеван ценой не только миллионов человеческих жизней, но и крупных военных операций, это будет, я думаю, теперь не только трудно, но и невозможно. Так Вы считаете, что Германия будет стратегическим партнером России или она останется все-таки в рамках НАТОвской стратегии?
ЕМ: Я думаю, что НАТО как таковое уже отжило свой век. Это военно-политический бронтозавр, который мечется в судорогах перед своим издыханием. Понимаете, в 1989 году закончился послевоенный период. Начался период предвоенный, совершенно новая политика, совершенно новая политическая расстановка, новые политические цели.
ПТ: Но, тем не менее, НАТО наступает, а мы обороняемся. И НАТО реально заменило сейчас роль ООН. С моей точки зрения, особенность четвертой мировой войны состоит в том, что ключевая роль переходит от одних международных организаций к другим. Если раньше для США необходимы были какие-то "нейтральные" европейские организации, такие как НАТО, экономические советы, сейчас фактически НАТО диктует свои условия. Так что я не вижу здесь заката НАТО.
ЕМ: Прежде всего опять извините меня за педантизм, но для меня, как военного человека, война есть применение вооруженного насилия, поэтому говорить о третьей и четвертой мировой войне, по-моему, неправомерно. Это мир. То, что сейчас происходит - это реальный мир, от которого мы в СССР были укрыты как одеялом разглагольствованиями о мире и сотрудничестве. Поэтому, когда это одеяло с нас сдернули, нам показалось, что на самом деле идет война. Нет, это мир. Он всегда был таким. И роль ООН, действительно, сошла на нет, потому что ООН была инструмент послевоенного периода. Как я уже сказал, послевоенный период закончился, начался предвоенный период, и роль ООН свелась к роли Лиги Наций, какой она стала после 1933 года, когда тоже закончился послевоенный период и начался предвоенный.
ПТ: Я согласен с тем, что в действительности мир - это бесконечное множество скрытых войн, особенно если брать мир в глобальном масштабе. Но мне кажется, что особенность современной ситуации состоит в том, что войны не являются столь отдаленными, а начинают как бы пронизывать все жизненное пространство, ибо само понятие границы изменилось. Когда только в России 18 телеканалов, в Америке и Европе таковых десятки, когда информационное пространство, включая Интернет, фактически не контролируется, происходит настоящий диктат наших соперников. Под влиянием информационной агрессии наша цивилизация начинает менять свой облик. Для нас это не состояние мира, для нас это отступление на передовом фронте.
ЕМ: Мир и есть агрессия в чистом виде, только без применения вооруженного насилия. Вот та тонкая грань, которая отделяет мир от войны. А что касается информационных границ, знаете, их легко поставить. Спросите специалистов ФАПСИ, и они Вам скажут, что в течение нескольких минут могут заглушить все спутники телевизионного и радиовещания. С Интернетом уже были примеры, когда руководители компании отключали те или иные разделы своей системы, и могут сделать это в любой момент.
ПТ: Я имел в виду даже не столько запрет, сколько систему лидерства. Дело в том, что когда мы работаем на технологиях Запада, той же самой фирмы Microsoft или других, здесь не так важно, отключать или не отключать. Здесь важно, что не мы доминируем, не мы господствуем на рынке.
ЕМ: Да, это проблема и проблема сложная. Границы - это не просто линии на карте и не линии, обозначенные выставлением пограничных постов. Границы имеют весьма глубокий природный характер. Вот Лев Гумилев однажды очень удачно выразился, что граница России и Европы определяется изотермой нулевой температуры января. Так оно и есть. Или тот же Снесарев говорил, что граница проживания негров определяется границей плюсовой пятиградусной изотермой января. Вот Вам примеры сугубо природных границ, которые перейти пока что невозможно, кто бы не старался.
ПТ: На мой взгляд, это сугубо географический подход. Ведь есть еще какие-то границы, как, например, уровень падения рубля. Мороз тут наступал уже несколько раз. Технологические, информационные, финансовые провалы, они и создают те явления, которые Бжезинский назвал "черной дырой". Я пытаюсь Вас подвести к той мысли, что противостояние пространств не сводится к географическим координатам, а является сложным клубком противоречий разных типов пространств.
ЕМ: А разве рублевая зона это не географическое понятие?
ПТ: Нет, рублевая зона не географическое понятие. Долларовая зона, во всяком случае, абсолютно не географическое, а глобальное понятие.
ЕМ: Но глобальное это тоже географическое понятие.
ПТ: Согласен. Но терминология - это тема для отдельной научной статьи, а пока ещё несколько вопросов по реальной политике. Война в Чечне, Дагестане, Кавказская дуга, - все это с Вашей точки зрения ошибки и проявления этнических конфликтов или это геополитическая ловушка?
ЕМ: Любое явление подобного рода можно превратить в геополитический капкан. Как мы в свое время сделали это во Вьетнаме, а американцы в Афганистане. Война в Чечне, в Дагестане - это самостоятельно существующие явления, но в геополитический капкан его можно превратить, используя ситуацию. Кстати, в Чечне это пытаются сделать не Штаты, а Саудовская Аравия.
ПТ: Я помню Ваши "Семь тезисов, произнесенных на развалинах Грозного", где Вы четко формулируете мысль о том, что война в Чечне, а шире на Кавказе, лишь тактическая военная операция в рамках стратегического плана, который разрабатывается не в Кремле. Это так?
ЕМ: Совершенно верно. В какой-то мере это так и есть. Дело в том, что Соединенные Штаты намерены продвигаться на Восток через Закавказье и Среднюю Азию, им нужен Азербайджан. Азербайджан должен быть фланкирован. Привлечь Азербайджан можно воздействием на его экономику. А что такое экономика Азербайджана? Это прежде всего нефтегазодобыча. Переориентировать нефтяные потоки значит переориентировать политику Азербайджана. Это мы и видим в данный момент. Там уже публикуются заявления жителей с просьбой о развертывании американской военной базы. С данной точки зрения, война в Чечне - это периферийная операция, призванная решить один из аспектов "операции Азербайджан".
ПТ: А какие интересы с Вашей точки зрения преследовало НАТО на Балканах?
ЕМ: Вместо ответа на данный вопрос я лучше упомяну об одном геостратегическом законе. Корни его до сих пор не изучены, но почему-то перед крупномасштабным вторжением в Россию агрессор всегда решает задачу подавления возможных очагов сопротивления на Балканах. Так было перед 1812 годом, перед 1941 годом, так происходит и сейчас.
ПТ: По-видимому, агрессор рассматривает Балканы как геостратегический форпост для дальнейшего продвижения в глубь Евразии?
ЕМ: США это делают на Балканах с 1949 года, когда в Конгрессе США была произнесена историческая фраза: чем посылать на Балканы 38 дивизий, лучше дать Тито заем в 38 миллионов. Тогда 38 югославских дивизий будут в случае необходимости воевать за американские интересы.
ПТ: В нашем разговоре мы оперируем такими ключевыми понятиями как геополитика и геостратегия. Не могли бы Вы прояснить, в чем их существенное различие?
ЕМ: Геостратегия - это географическая детерминация стратегии. Геополитика - это географическая детерминация политики. Можно сказать, что геостратегия - это военно-прикладной аспект геополитики.
ПТ: Попробуем сформулировать некоторые положительные перспективы. Возможна ли альтернатива американской геостратегии и как она может выглядеть с Вашей точки зрения?
ЕМ: Конечно, возможна. Прежде всего, не надо забывать, что несмотря на весь гром победы, который раздается в Штатах, они сейчас не в состоянии вести мало-мальски крупную войну. Не знаю, кто расплатится за сербскую кампанию. За "Бурю в пустыне", как известно, полностью расплатились Франция, Германия и Япония. США оказались не в состоянии потратить на эту операцию ни одного доллара. Вы тут говорили про экономическое лидерство США и глобализм долларовой зоны, все это конечно так, однако не надо забывать о том, что США крупнейший кредитор в мире. У них сейчас положение в стране хуже, чем перед Великой депрессией. И что послужит "спусковым механизмом" новой величайшей депрессии, трудно сказать. В любом случае, такое положение не может длиться вечно и даже достаточно долго.
ПТ: То есть Вы рассчитываете на то, что американский империализм и глобализм исчерпают себя сами. Но какова все-таки положительная альтернатива? Какие геополитические проекты более предпочтительны с Вашей точки зрения: евразийский, панславистский, нордический?
ЕМ: Геополитический проект "Национальная Россия". Дело в том, что ни в одном явлении не бывает лишь только плохое или только хорошее. Так и в результате распада СССР мы получили тот позитивный момент, что на свет появилась Россия с 89% русского населения. Это основная предпосылка для создания русского национального государства. Далее мои предпочтения распределяются так: евразийство в первую очередь, панславизм во вторую. В свое время Николай Трубецкой очень хорошо сказал, что в ряду наших биологических предков есть и славяне, и туранцы, но мы не те и не другие. Мы - русские. Иными словами у нас есть родственники как на Востоке, так и на Западе. Более важные задачи для нас лежат на Востоке, поэтому евразийство - в первую очередь.
ПТ: Это правильно по отношению к современному населению, особенно если мы будем иметь в виду городских жителей. Например, в Москве немалый процент составляют выходцы с юга и востока. Но иначе обстоит дело с Русью исконной. Исторический факт состоит в том, что славяне вышли из Центральной Европы, а предки русов - из Северной Европы. Те и другие принадлежат к белой европеоидной расе с присутствием нордических элементов. Нордизм и белый расизм по сей день остаются актуальными для русских и переживают подъем популярности, если не сказать моды. Возьмите хотя бы труды небезызвестного Вам Владимира Авдеева. Его последний сборник "Расовый смысл русской идеи" стал бестселлером и был распродан в течение двух месяцев, несмотря на сравнительно высокую стоимость. Кстати, как Вы сами относитесь к белому расизму и сторонникам движения "White power"?
ЕМ: Прежде всего я напомню, что Трубецкой под туранцами не имел в виду тюрок. Образованным людям известно, что Центральная Азия - родина арийства. Евразийство, которое я разделяю, отличается от той трактовки, что связывают с именем Назарбаева. У него скорее евроазиатство, а не евразийство. Что же касается "white power", союза со всеми сторонниками белой расы, то тут у меня большие сомнения. На мой вгляд, Евразия это одна цивилизация, а Европа и Северная Америка - другая. Я в свое время писал о том, что Евразию населяет белый народ восточно-балтийской расы, в то время как Европу и Северную Америку - белый народ атлантической расы.
ПТ: Если я правильно понял, Вы проводите границу между Евразией и Европой? Где же именно она проходит?
ЕМ: Лев Гумилев ее определял по нулевой изотерме января. Она проходит примерно по линии Вислы и Карпат.
ПТ: Это весьма спорная точка зрения. Таким образом, Вы добровольно отдаете Западную Европу в союзники США, атлантическому союзу?
ЕМ: Это и есть атлантический союз. Что же касается наших европейских предков, то я, в отличие от наиболее ярых сторонников белого расизма, считаю, что там, за нулевой изотермой, проживают наши двоюродные, а не родные братья. Это не наша раса. Белых рас две. Так уж сложилось исторически. И я сторонник нашей расы.
ПТ: То есть, с Вашей точки зрения мы не должны смешивать интересы белой расы в целом и нашей подрасы конкретно?
ЕМ: Совершенно верно. В первую очередь - наши, а во вторую очередь - Запада. Так и они делают, кстати.
ПТ: Но тогда мы снова приходим к старой схеме: панславизм против пангерманизма, ведь англосаксы и немцы принадлежат к германцам.
ЕМ: Да, в восточной области атлантической расы именно Германия является основным источником расового движения, а к востоку от нулевой изотермы все обстоит несколько по иному…
ПТ: Тут я позволю себе с Вами не согласиться. До поражения Третьего Рейха центр расизма, действительно, находился в Германии. После войны мировой центр белого расизма переместился в США. Ведущий немецкий антрополог Юрген Ригер рассказывал о том, что впервые многие вещи по теории современной антропологии он почерпнул именно из американских источников.
ЕМ: Я тут прежде всего имел в виду ту общность, которую Данилевский именовал германской расой, в противоположность романской, а это включает и англосаксонскую.
ПТ: Скажите, Ваш замечательный журнал "Русский геополитический сборник", который мы изучаем, рецензируем, распространяем, рекламируем, он имеет какое-либо влияние на влиятельных политиков и военных?
ЕМ: Читают его с большим вниманием, цитаты довольно часто встречаются без указания на источник, некоторые концепции появляются. Но официально объявить о серьёзном влиянии мы пока не можем.
ПТ: Какие именно материалы получили наибольший отклик?
ЕМ: Наиболее ощутимый отклик получил, пожалуй, мой "Большой евразийский проект" - это во втором номере. Далее - статья"Расы и цивилизации" А.Бедрицкого в том же номере. Материал из первого номера "Теория новой России" вызвал наибольший интерес не на официальном уровне, а у интеллигенции СНГ, как сейчас принято говорить.
ПТ: А что Вы готовите для нового номера?
ЕМ: Вы знаете, мы как-то все больше внимания уделяем Украине, потому что для нас это сейчас самый важный геополитический вопрос. Это вопрос будущности России как целостного геополитического организма. У нас есть, кстати, не только корреспонденты, но и члены нашей редколлегии на Украине. Есть очень неплохой материал "Геополитический смысл Украины", есть хороший материал по поводу нефтяной политики, "вопроса о трубе", который принадлежит перу Анатолия Михайловича Иванова, нашего известного философа. И, как водится, мы публикуем современный геополитический документ. В наши руки попал извилистыми путями протокол с Давосского совещания 1998 г. "Об учреждении проекта попечителей", в том числе об учреждении попечителей и для России. В каком смысле попечителей, думаю, Вам понятно. Есть немало других интересных материалов.
ПТ: Я целиком и полностью разделяю Вашу озабоченность русско-украинским союзом и сам стараюсь делать все от меня зависящее для укрепления славянского единства. Мне очень приятно, что мы работаем в одном ключе. И, наконец, традиционный вопрос: что бы Вы хотели пожелать нашим читателям?
ЕМ: Единственное, что мне хотелось бы пожелать, это чтобы мы как можно быстрее переходили от идеологического образа мышления к геополитическому, чтобы практическая геополитика врастала бы в ткань нашего управления, в ткани отношения общества к проблемам своей страны и своего государства. Как можно быстрее, потому что каждый год работы без учёта геополитических законов - это невосполнимые потери.
ПТ: В заключение я хотел бы поблагодарить Вас за это интервью и пожелать Вам и Вашему изданию успехов.
ЕМ: А я с нетерпением жду первый номер Вашего нового журнала "АТЕНЕЙ".
|
|
