Русский геополитический сборник- АВГАНИСТАН- А-Е-Снесарев

Отношение России и Англии к Авганистану.

Теперь я перейду к вопросу, каким образом слагались наши отношения и таковые же англичан к Авганистану? Для более конкретного понимания я разделяю этот вопрос на три периода. Первый период от египетской кампании Наполеона, от 1800 года, или с 1801 года, классического года похода Павла на Индию, до начала нашего передвижения в 60-х годах в Средней Азии или до появления книги Генри Роулинсона.

Второй период - от нашего наступления в Средней Азии (или от времени появления упомянутой книги) до памирского разграничения в 1896 году.

И наконец, третий период от памирского разграничения до наших дней.

Эти периоды сильно между собой разнятся по своей длительности и важности, но я считаю возможным установить их потому, что каждому из них свойственно определенное отношение к Авганистану как со стороны России, так и со стороны Англии.

Первый период русско-английских отношений

Первый период начинается с египетской кампании. Как сам Наполеон, так и другие великие люди французской революции, ясно представляли себе мысль, что главный удар могуществу Англии может быть нанесен со стороны Индии. Эту мысль разделяла и Екатерина Великая, которой французом Сен-Жени через принца Нассауского был представлен даже специальный проект экспедиции в Индию. Правда, анализируя египетскую кампанию, особенно если вы будете читать проект ее, вы увидите, что эта мысль мелькает там как отдельное пожелание, и лишь в словах Бонапарта или его письмах она выходит вполне наружу. Египетский поход Наполеона часто представлялся совершенно причудливой выходкой завоевателя, но новейшие исследования подтверждают (Слоон "Новое жизнеописание Наполеона I", том 1, стр.487, 497, том II, стр.222-226), что целью его (может быть отдаленной) была все-таки Индия, где одновременно с походом французские офицеры и эмиссары организовали восстание местных вождей против англичан. Да и раньше существовали довольно убедительные признаки того, что Индия во всяком случае имелась в виду. Например, Langfrey, работавший по архивам, приводит секретный указ директории (от 12 апр.1798 г.), по которому Бонапарту вменялось в обязанность "овладеть Мальтой и Египтом и изгнать англичан из всех их владений на Востоке". Langfray, Histoire de Nap. I, том I, стр.360. Что касается англичан, то они быстро сообразили цели египетской экспедиции. Лорд Уэльслей, в то время генерал-губернатор Индии, писал по этому поводу: "В некоторых письмах, полученных мною из Англии, упоминается о догадке, которая мне кажется довольно вероятной, что часть флота, собранного в Тулоне, назначается для экспедиции в Индию обыкновенным путем, мимо мыса Доброй Надежды" (письмо к адмиралу Рейнеру. См. Барту де-Поноэн, Индия под английским владычеством, том I, стр.226). Президент контрольной палаты М.Дондес соглашался с Уэльслеем, но предусматривал другой, более естественный для экспедиции путь"... на Алеппо и, переправившись через Евфрат, по пути Александра продолжать движение по берегу этой реки по Персидского залива и далее берегом до устья Инда". В инструкции, данной Наполеоном генералу Гардану, этот путь действительно и намечался императором). Хотя сама египетская экспедиция сорвалась, но в свое время она произвела не малое впечатление на общественное мнение Англии и дала сильный толчок к последующему отношению Англии как к Наполеону, так и ко всему связанному с Индией.

Наполеон в течение десяти лет (1798-1808) не покидал мысли уничтожить владычество англичан в Индии. Ему принадлежат два детально разработанных проекта похода на Индию (в 1800 и 1807 гг.) (желающих ознакомиться с подробностями проектов обращаю к статье Баторского в "Сбор. материалов по Азии", вып.ХХ111). Первый предусматривал совместные действия с Россией, второй был составлен в расчете на помощь Персии. Офицеры, посланные им в последнюю, представили ему 124 маршрута, прорезывающих Персию по разным направлениям, их них 8 для прямого следования на Индию. Оба плана заслуживают более подробного упоминания.

Конец 1800 года ознаменовался нашим разрывом с Англией. 12 января 1801 года атаман Донского войска генерал Орлов получил собственноручное письмо от императора Павла I, в котором ему приказывалось выступить в Оренбург, а оттуда двигаться тремя дорогами через Бухарию и Хиву на реку Инд. Ему предлагалось разорить все английские фактории и учреждения в Индии, освободить угнетенных владельцев", а землю привести России в ту же зависимость, в какой она у англичан, и торг обратить к нам". Казаки, как известно, выступили в составе 22 1/2 тыс. человек с 24 орудиями, но не успели дойти до Оренбурга, как получили известие о смерти Павла и повеление от нового государя вернуться в места своих постоянных квартир.

При Александре 1 мы должны были участвовать с французской республикой в походе на Индию, при пассивном содействии австрийского императора, согласившегося пропустить французские войска. В Индию должна была отправляться армия в 70 тыс. человек. Из этого числа на долю России приходилось 35 тыс. человек, из коих 25 тыс. регулярных войск и 10 тыс. казаков.

Астрабад намечался главной квартирой союзной армии и центром сообщений между Францией и Россией. От Астрабада соединенная армия должна была итти через Герат, Фарах и Кандагар к реке Инду, при чем предполагалось от Астрабада до реки Инда пройти в 45 дней, а из Франции до реки Инда - в 120 или 150 дней, т.е., выступив из Франции в мае, быть на Инде к октябрю. Для обеспечения успеха из Астрабада должны были быть посланы особые комиссары ко всем ханам и владыкам с целью расположить народы в пользу союзников.

Поход 1801 года оборвался, главным образом, вследствие нежелания Александра 1. Наполеон, став императором, продолжал думать об этом походе, завязал сношения с Персией и в 1808 г. прислал Коленкура в Петербург с поручением окончательно добиться от императора Александра I согласия участвовать войсками в походе на Индию.

Как известно, Коленкуру не удалось добиться положительных результатов, из его миссии ничего не вышло. Напротив того, через несколько лет мы были в союзе с Англией и вели отечественную войну на ее деньги.

Первый поход для нас интересен разве, как образчик стратегического и донкихотства. Очевидно, географические сведения о Средней Азии были в царство Павла ниже элементарных, на что красноречиво указывает маршрут Бухария-Хива-река Инд или назначенный для усмирения англичан в Индии отряд в 20 с небольшим тысяч при 24 орудиях. Много странностей и во втором проекте, хотя и созданном мыслью Наполеона; незнание, очевидно, сильнее гения. Вы помните, что от Герата до Инда 1200 верст и почти 60 переходов, между тем как в проекте Наполеона пусть от Астрабада чрез Герат до Индии намечалось пройти всего в 45 дней. Сама мизерность отряда говорит о достаточном легкомыслии составителей проекта. Конечно, сведения о Средней Азии 200 лет тому назад были слишком туманны, и этот туман, пожалуй, и является оправданием их легкого тона.

В истории многочисленных походов и еще более частых проектов похода приведенные два по своей военной ценности, может быть, и не заслуживали бы упоминания, но политическое их значение было крупно, и в нашем политическом очерке они должны занять не последнее место. Хотя к началу ХIХ века Россия, а особенно Франция, были далеко от Индии, но и англичане в Индии еще не были господами положения. Тогда Пенджаб и Кашмир еще им не принадлежали. Они пока замыкались в Бенгалии, владели районом Калькутты и небольшим - Бомбея, т.е. жались больше к морям, самая долина Инда еще была от них далеко. Но во всяком случае присутствие англичан в Индии уже сознавалось широко и передовым умам было ясно, что они недалеки от полного захвата Индии, чем и нужно объяснить создание указанных проектов. Сами же эти проекты со своей стороны создают тревогу для англичан, указывают опасный подход к Индии и впервые обращают их взоры к Авганистану.

Когда Наполеон посылает в Персию генерала Гардана в 1807 году, англичане в противовес этому посылают в Авганистан в 1808 году свое первое посольство под главенством Эльфинстона. Основная цель посольства сводилась к тому, чтобы помешать Персии принять активное участие в русско-французском нашествии на Индию. В этом духе и был заключен договор с Шах-Шуджей, тогдашним владетелем Авганистана. Вообще, первая четверть прошлого столетия была тою порою, когда англичане находились под психозом проектов Наполеона, и все их взоры были обращены на Персию, как первый плацдарм, подводивший наступательные колонны к Индии. Отсюда понятно то крупное значение, которое приписывалось в это время Хоросану, восточной провинции Персии, а особенно Герату, главному городу Хоросана. Тогда-то у всех на устах в Средней Азии была известная фраза Надир-Шаха, последнего из завоевателей Индии: "Хоросан, это - сабля Персии; кто владеет Гератом, тот держит ее в руках и может стать владыкой мира"...

1808 год во всяком случае должен быть отмечен, как год начала установления английской связи с Авганистаном. В то время мы вели отечественную войну и, естественно, о Средней Азии, в частности, об Авганистане, не думали. Что же в это время там делалось? В Авганистане в это время шли большие неурядицы. Авганистан раздробился на части с Кабулом, Кандагаром и Гератом во главе. Лишь в 1823 году Дост-Магомету, родоначальнику нынешней династии Баракзаев, удалось объединить большую часть земель Кабульско-Газнийских. Дост-Магомет, как сильный монарх, желал подчинить себе весь Авганистан, но встретил препятствие со стороны английского правительства, и потому стал заигрывать с Россией. Здесь выдающуюся роль сыграл наш агент поручик Виткевич, который сильно вредил англичанам.

...наш поручик Виткевич, человек исключительной энергии и дарований; этот человек много сделал и сделал бы еще больше, если бы не был глубоко одинок. За его спиной стояли 2-3 чиновника министерства иностранных дел и только (История Виткевича осталась и до сих пор невыясненной. Его преждевременная кончина, столь же темная, как и начало его карьеры, грубо оборвала сильной взятый им политический курс, может быть, слишком ранний. Как известно, Виткевич покончил с собой, прибыв в Петроград и найдя в нем холодный прием. Англичане злорадно передают, что граф Нессельроде будто бы не принял представлявшегося Виткевича и приказал ему передать, что "поручика Виткевича он не знает, слышал лишь о каком-то авантюристе Виткевиче, который в последнее время был занят разными интригами в Кабуле и Кандагаре, не имея на них никаких уполномочий". Кауе, History of the war in Aphganistan, vol. I, р.209). Это была та пора, когда мы оказывали на Персию большое внимание и ею занимались. Авганистан же являлся для нас лишь каким-то политическим капризом, не более.

Итак, в 1823 году происходит объединение Авганистана. То обстоятельство, что со стороны Авганистана было "заигрывание" с Россией, потревожило Англию и создалась необходимость относительно Авганистана иметь какой-либо определенный политический курс; и тот период, который я наметил, как период от начала египетской кампании до 60-х годов прошлого столетия, проникнут стремлением Англии захватить Авганистан в сферу своего политического влияния.

Таковой захват сводился пока к двум главным целям: иметь своего представителя при эмире и лишить Авганистан права сноситься с иностранными государствами. Эта идея захвата Авганистана под свой политический контроль доминирует во весь этот период. Что касается России, то я должен повторить, что за этот период относительно Авганистана у нас никакой политической идеи не создалось, как не было ее их в последующие периоды.

На первых порах Англия резко сорвалась Сначала она пробовала бороться с Дост-Магометом путем дипломатии и денежных соблазнов. Но Дост-Магомет был человек сильный и упорный; соблазны Англии не привели ни к чему. Тогда англичане решили силой покончить с Авганистаном, возвести на престол нового эмира взамен непокорного Дост-Магомета, раздробить Авганистан и подчинить его своему контролю.

Первая англо-авганская война 1838-1842.

Осенью 1838 г. была сформирована армия для вторжения в Авганистан, которому была объявлена война. Армия состояла из бенгальской колонны в 9500 человек при 38000 прислуги и носильщиков и 30000 верблюдов, которая должна была собраться в Фирозпуре и, соединившись с 6000 местных авганцев, сторонников Шах-Шуджи, враждебных Дост-Магомету, двинуться на Шикарпур, где к ней присоединялась бомбейская колонна в 5600 человек. Целью обеих колонн был Кандагар. Третья колонна должна была итти на Кабул. 6 марта 1839 года бенгальская и бомбейская колонны прибыли в Боланский проход. Здесь сопротивления они не встретили, и, пройдя проход, провозгласили эмиром Шах-Шуджу. Затем англичане отправили отряд в 5000 человек в Газни и взяли его штурмом. Тогда Дост-Магомет бросил Кабул и ушел на север в Авганский Туркестан. 7 августа 1839 года англичане вошли в Кабул.

В это время нашей задачей было укрепить и расширить пределы Персии, которая была под нашим влиянием, и с этой целью мы помогли ей в гератском вопросе, окончившемся ничем из-за интриг англичан. Кроме того в Авганистане мы всячески старались упрочить положение Дост-Магомеда, но делали это чисто платонически. В ноябре 1839 года мы решили покончить с хивинским вопросом и послали экспедицию Перовского.

...авганское население, зная о нашем движении, само встрепенулось и приняло сторону Дост-Магомеда. Началось движение против англичан. Дост-Магомед набрал значительное войско, переправился через Гиндукуш и нанес сильное поражение англичанам у перевала Первандара. Такой сильный успех напугал англичан: они не знали, что делать, но им помог сам Дост-Магомед, добровольно явившийся в их лагерь. Что побудило этого крупного человека на сказанный шаг - далекий ли расчет, надежда ли на британское милосердие или что другое, что осталось темным. Англичане арестовали его и отправили в Индию, ссылку.

Авганцы взволновались, началось сильное брожение, разразившееся через год в годовщину битвы у Первандара 2 ноября 1841 года страшным восстанием. Много англичан из миссии было убито. Начальник английского отряда, стоявшего у Кабула, впал в нерешительность и дал возможность авганцам окружить себя и разбить в сражении. Затем, начальник штаба был изменнически приглашен авганцами для переговоров и убит, а отряд в количестве 4500 человек отступил на Джелалабад. По пути англичане были систематически истреблены на перевалах авганцами. Хотя впоследствии англичане и отомстили, послав из Кандагара отряд в 15000 человек, который разбил авганцев у Хурд-Кабула и ограбил город Кабул, но все же, в конце концов, англичане должны были совсем уйти из Авганистана.

В кампанию 1838-1842 гг. англичане потеряли более 30 тыс. человек и свыше 50 тысяч верблюдов. Издержали более 100 миллионов рублей. В конце концов, англичане принуждены были выпустить из плена Дост-Магомета, который снова принял бразды правления и счастливо процарствовал до 1863 года.

В трудах Соболева, Григорьева и некоторых англичан вы найдете обстоятельную оценку этой войны с точки зрения военной и политической. Едва ли в истории имеется другой пример столь нагло начавшейся кампании и столь печально окончившейся.

Но какой прослед оставила эта оригинальная война в народном сознании Авганистана? Прослед для англичан крайне невыгодный. Война приподняла лишь самоуверенность и гордость народа, иллюстрировала перед ним военную немощь Альбиона и его непопулярность в Средней Азии. В сборнике авганских песен, относящихся к тридцатым и сороковым годам прошлого столетия, вы найдете явный отпечаток этого печального для англичан проследа. В Азии без войны не обойдетесь - она неизбежное доказательство и подкрепление вашей силы, - но война должна быть решительная и победоносная. Первая англо-авганская война много повредила англичанам, понизила их престиж, и только наша небрежность и отсутствие в нужную минуту политического чутья дали возможность Англии поправиться и уже не войной, а другими средствами поддержать колебавшийся авторитет страны-владычицы.

Что делаем мы в это время? Мы передаем Герат Персии, хотя не надолго, затем сами идем на Хиву. Оба этих акта не были ни планомерными, ни серьезными. Все же в это время нам уже стало ясно, что если не мы, то, по крайней мере, англичане придают Авганистану серьезное значение, и что в этой стране заложены пружины крупных политических достижений. Но и Англия к этому моменту выяснила, что, если Россия сейчас активно действовать и не может, то в ближайшем будущем она, во-первых, будет в силах предпринять более реальные шаги в этом направлении и, во-вторых, достаточно одного приближения России в поле зрения Авганистана, чтобы за этим последовали самые серьезные результаты.

Неудачи в Авганистане и наше наступательное движение в Средней Азии явились одной из причин к участию Англии в войне 1854-1855 гг., хотя для нее налицо были и более непосредственные причины. Нужно вспомнить, что в это время наше стремление к Средиземному морю было в большом размахе, идеология православного креста на Софии и освобождение братьев-славян от турецкого ига достигали полного расцвета. Все это было слишком опасно для главной коммуникационной линии, связывающей Индию с Англией, той самой линии, значение которой возрастало с каждым кубом вынутой земли строившегося тогда Суэцкого канала.

Значение Крымской войны

В истории средне-азиатского вопроса крымская кампания сыграла крупную роль, предопределяя надолго политическую и военную ориентацию Англии и России. Гибель нашего средиземного флота пресекла в корне и надолго наши завоевательные тенденции, связанные с проливами и Царьградом. Но эта же гибель, слишком принизившая нас по отношению к Англии, заставила искать новых дорог для восстановления нашего на нее влияния или правильнее - ее от нас зависимости. Крымская война главным образом и выявила смысл наших будущих подходов к Индии, т.е. вскрыла существо средне-азиатской проблемы. Хотя было ясно, что мы в Средней Азии еще слишком слабы и вести наступательных операций против Индии не можем, но уже важно было теоретическое или пока кабинетное сознание, что дорога к восстановлению нашего международного равновесия с Англией пролегала по Средней Азии, а не направлялась, как раньше, к Средиземному морю, и что пока далеким фонарем, освещающим этот крупный путь, была Индия.

Эта осознанная к моменту Крымской кампании мысль, а к концу ее окончательно созревшая, интересно отразилась на тогдашних проектах походов на Индию. Так, Чихачев предлагал послать в Астрабад экспедиционный корпус и занять Герат, а оттуда послать 30 тысяч на Кандагар и Дере-Измаил-Хан и далее на Лагор. Следовательно, план осуществлялся при содействии Персии и Авганистана.

Был еще план Хрулева приблизительно в том же роде.

В этих планах мы видим совпадение и баз, и операционных направлений. Я уже упоминал, что походов на Индию было бесконечное множество; история только великих походов насчитывает их до 20. Эти походы, или лежащие в их основе планы, могут быть подразделены на две группы: европейскую и азиатскую. Первая группа походов менее многочисленная и реже удачливая, обычно базировалась на Европу и велась в направлении с запада на восток или с северо-запада на юго-восток. Вторая группа базировалась на Азию (в частности, Туркестан или древний Туран) и велась в направлении с северо-востока на юго-запад или с севера на юг. К первой группе походов или проектов принадлежат походы Александра Македонского, Надир-Шаха (в 1735 году...последний из великих походов), или проекты Наполеона, Чихачева, Хрулева. Вторая группа была осуществлена в жизни (вероятно, много в свое время было и разных планов, как о том можно судить по мемуарам Бабура) Димитрием Бактрийским, скифами или саками, Чингизом, Тимуром и многими другими.

Указанные выше проекты Чихачева или Хрулева интересны не своим существом или содержанием. Они, если хотите, так же поверхностны, как проекты Наполеона, и немногим выше причудливого похода Павла, но они показывают определенное и реальное направление политической мысли России по отношению к Средней Азии; они показывают, что со времени Крымской кампании перед Россией встала более конкретная и реальная проблема. Что эта проблема была реальна, это подтвердили шестидесятые и семидесятые годы наших завоеваний в Туркестане. Постепенно, как колосья под косой, падают Ташкент, Хива, Самарканд, Бухара, Коканд. Никогда еще в Средней Азии мы не достигали таких быстрых и ярких успехов. Как и нужно было ожидать, наши успехи очень переполошили англичан и привели их к выводу, что их старая политика по отношению к Авганистану, состоявшая в том, чтобы путем разных и довольно пассивных мер добиться над ним своего контроля (наличность резидента в Кабуле и запрет внешних сношений) была ошибочна, она не давала каких-либо обеспечивающих Индию результатов. Стало ясно, что центр тяжести не в самом Авганистане, а в России именно: в степени активности ее средне-азиатской политики и в степени ее отдаленности от Авганистана. И вот задача - всеми мерами остановить наступательное движение России и смирить активность ее политики - и составляет основной тон британских интересов во втором из рассматриваемых нами периодов (от шестидесятых годов прошлого столетия до памирского разграничения).

Второй период русско-английских отношений.

Этот второй период открывается знаменитым меморандумом (он после, вместе с другими статьями того же автора, был опубликован в классической книге... "England and Russia in the East") сэра Роулинсона, который в 1868 году были им подан консервативному статс-секретарю по делам Индии. В нем автор, ввиду угрожающих Индии успехов России, настаивал на необходимости занятия Кветты, учреждения британского резидентства в Кандагаре и т.п., в нем же автор настаивал на вмешательстве в дела Авганистана "во имя интересов мира, торговли, нравственного и материального развития" как Индии, так и самого Авганистана. Конечно, не эти стилистические красоты составляли зерно книги Роулинсона. Одна мысль, проходившая красной нитью через весь труд, дала ему историческую ценность; мысль о том, что Россия неудержимо приближается к Индии: она была изложена Роулинсоном очень живо и выразительно.

"Если набросить на карту Азии, - говорит Роулинсон, - следы движения русских в отдельные периоды, то каждого поразит сходство этих движений с операциями армии, ведущей параллели против осажденной крепости. Первая параллель может быть отнесена к концу сороковых годов; она тянулась от северного края Каспийского моря Оренбургской и Сибирской линиями, севернее общей степи, к Иртышу. Стратегически эта линия может рассматриваться только, как наблюдательная линия.

Второй параллелью, которая должна представить собою демонстративную линию, будет подготовляемая ныне (т.е. около конца 60-х годов) Россиею граница; она протянется от Красноволского залива к Аму-Дарье, в пункте на юге Хивы, и отсюда вдоль Аму до Памира. Эта параллель будет выдвинута "на 1500 верст" против первой.

Третья параллель, как естественное следствие предшествующих операций, должна будет пройти от Астрабада, в юго-восточном углу Каспийского моря, вдоль персидской границы к Герату и отсюда по нагорью Газары к Пянджу (Оксусу) или, что также возможно, чрез Кандагар к Кабулу. Утвердившись на такой линии, Россия добьется несокрушимых позиций".

Во всем этом винегрете, состряпанном из военной, политической, географической и др. приправ, мог разобраться, вероятно, только сам, ныне покойный, автор; но эта белиберда произвела в свое время большое впечатление на общественное мнение Англии. Игра с военной терминологией и полная беспорядочность в ее применении могут сбить человека, даже внимательно штудирующего роулинсоновские параллели. Не забавно ли наблюдать за Индией с наших старинных "линий" или демонстрировать с линии Красноводск - Аму-Дарья? И при чем тут какое-то случайное подобие (чисто внешнее, географическое) параллелей, когда содержание настоящих и роулинсоновских никак нельзя сблизить между собой? Во сколько раз был бы более прав Китай, если бы он по поводу казацких движений начал так же злоупотреблять фортификацией, как это делал английский ученый? Но цель - обратить внимание Англии на глухие углы Средней Азии - была достигнута. Общественное мнение было так встревожено, что английское правительство вступило в переговоры с Россией о целях и пределе русских завоеваний. Переговоры привели к установлению северной границы Авганистана, при этом князь Горчаков передал, что "государь считает Авганистан вне сферы влияния России". Казалось бы, англичане могли успокоиться, но наши дальнейшие успехи в Хиве и Коканде переполнили чашу терпения и британцы сделали все возможное, чтобы побудить Турцию к войне с Россией, чтобы остановить наше дальнейшее расширение, ибо после Севастопольской кампании сама Англия не решалась выступить активно против нас.

Тем, кто интересуется средне-азиатским вопросом под углом политического разумения, книгу Роулинсона - может быть экстравагантную и нервную, но глубоко интересную - прочитать необходимо.

В тесной связи с книгой Роулинсона должна быть поставлена записка Мак-Грегора об обороне Индии, составленная в 1889 году в бытность его генерал-квартирмейстером англо-индийской армии (Она, будучи в свое время очень секретным документом, была искусно нами выкрадена и незамедлительно переведена. См. "Сборник материалов по Азии", выпуски ХХIII и ХХIV). Она содержит подробный и обстоятельный план, в деталях порою глубоко циничный и наглый, сводящийся к целому ряду предупредительных мер против России, с целью не только приостановить ее наступательное движение в Азии, но и совершенно вытеснить ее из азиатских пределов. "Оборона Индии" является недостижимым образчиком жестокости и человеконенавистничества, подсказанных автору больным патриотизмом и непомерным служебным честолюбием.

Приведенные два сочинения отражают своим содержанием и тоном весь смысл второго периода взаимоотношений Англии и России. На протяжении его Англия ставит себе главной политической задачей в Средней Азии задержать Россию всеми имеющимися ресурсами на приличном удалении от Авганистана (а значит и Индии) и ослабить ее среднеазиатский размах. Правда, идея первого периода - достижение контроля над Авганистаном - еще не была изжита англичанами, и вторая англо-авганская война велась еще под этим знаменем, но идея уже потухала, так как отчасти была осуществлена; кроме того, для англичан было ясно, что центр тяжести с 60-х годов был перенесен на деятельность и шаги России... их нужно было приостановить во что бы то ни стало.

Но и со стороны России мы видим большие достижения в области средне-азиатской проблемы. В России начинают понимать, что лежащая недалеко от нас Индия является в наших руках огромным политическим козырем, что благодаря этому географическому благоволению судьбы мы можем оказывать огромное влияние на Англию и притом одним лишь фактом существования нашей угрозы по адресу ее драгоценной колонии. В наших политических кругах начинает выявляться та плодотворная мысль, что на все против нас посягания и интриги Англии мы с большим успехом можем ответить соответствующим нажимом в Средней Азии.

Характерным отражением этой мысли является проект Скобелева перед русско-турецкой войной и наши демонстрации после этой войны. На них интересно остановиться. Существо проекта Скобелева сводилось к трем пунктам: 1) открыть переговоры с кабульским эмиром, поддерживая их посылкою корпуса в Кабул. 2) Заняв Кабул, войти в сношение со всеми недовольными в Индии, дать им организацию и общее управление. З) Собрать массу иррегулярной кавалерии и бросить ее в Индию, как то сделал Тимур. Даже поверхностный взгляд должен показать нам, что между этим проектом и проектами Наполеона, Чихачева или Хрулева пролегает целая пропасть. В проекте мы находим три последовательных этапа, очевидно, выясненных путем внимательного изучения лучших азиатских образчиков завоевания Индии. Намеченное операционное направление выбрано разумно и также продиктовано уроками истории. Даже подробности и детали, хотя проект создан наскоро, является жизненным и целесообразным.

Что касается демонстраций после войны 1877-1878 гг., то они типичны не своей фактической стороной, а главным образом интересны идеей, вложенной в эти демонстрации. Ввиду враждебного положения, занятого Англией перед берлинским конгрессом, Александр II повелел из Петро-Александровска на Аму-Дарье двинуть отряд Гротенгельма к Чарджую, здесь к нему должны были присоединиться войска Закаспийского края. Генерал Кауфман должен был двигаться через Бухару из Самарканда на Балх, Бамиан и Кабул. Генерал Абрамов должен был итти из Самарканда через Алтай на Читрал и Кашмир. В общем, это была типичная демонстрация, ибо все три колонны были численностью в 20 тысяч человек.

Все три колонны почти застыли в своих исходных районах, за исключением разве отряда Абрамова, который прошел сравнительно далеко в незнакомый до того момента Памир и, хотя не оказал какого-либо политического влияния на Индию, но, имея в своем составе крупные научные силы, вроде Северцова, сыграл для науки большую роль. Организационная и техническая разработка демонстраций, как видите, была еще очень несовершенна, я бы сказал, даже наивна. "Мы не знали, - откровенно высказал один генерал, - ни местности, по которой придется итти, ни населения, с которым встретимся". Но о чем говорят эти технические несовершенства? А только о том, что преимущественно о том, что средне-азиатская проблема и после войны 1877-1878 гг., хотя уже и разгаданная в своем существе, практически доработана не была, оставаясь мыслью кабинетной, далекой еще от разумной и деловой реализации.

Значение русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

Про войну 1877-1878 гг. нужно сказать, как и про крымскую, что она являлась для России видным этапом в прозрении и выяснении среднеазиатского вопроса. С момента ее мы еще более углубили этот вопрос и даже подвели его к некоторым практическим осуществлениям, правда, еще очень несовершенным. Вообще, мы в Азии учились опытом войн, то есть теми моментами грозных переживаний, когда политические центры и тяготения выявились очень выпукло, и когда Англия, в частности, раскрывала тайники ее интриг, забот и опасений.

Итак, русско-турецкая война дояснила нам "Ахиллесову пяту" Англии и мы после войны перешли в поле практических нажимов. Сверх уже упомянутых демонстраций мы завязали сношения с тогдашним эмиром Авганистана Шир-Али-Ханом, который к нам относился очень благосклонно. И эти сношения не походили уже на прежние. Они не ограничивались посылкой какого-либо молодого человека "за его счет и риск" (характерно, что Англия в свое время переживала такие же приемы политико-военных рекогносцировок и создания политических влияний посредством посылки одиноких людей: таковы знаменитый Бернс, Стодцарт и Конолли, казненные в Бухаре в 1842 году и др.) или очень секретным "письмом туркестанского генерал-губернатора к кому-то"; поступлено на этот раз было прямо и решительно, что на Востоке всегда ценится. Из Ташкента было снаряжено большое посольство к эмиру генерала Столетова. Правда, выбор главы посольства был не из особенно удачных, и по обычаю не были предусмотрены последствия нашего сильного шага, но тон по отношению к Авганистану и англичанам впервые был взят настоящий. Брошенную нами перчатку Англия должна была поднять, и Средняя Азия пережила еще одну войну, так называемую вторую англо-авганскую войну 1878-1882 гг.

Вторая англо-авганская война 1878-1882 годов

Эта война стоит на перепутьи между первым и вторым периодами англо-русского политического состязания, хотя по времени лежит во втором периоде. Руководящими целями, проникавшими эту войну, были: возможно полное достижение контроля над Авганистаном и остановка активных притязаний России. Наиболее крупными фактами этой войны были следующие: англо-индийская армия в 25000 человек вторгнулась в Авганистан тремя колоннами: пешеварская, ген.-лейт.Брауна, в 16000 человек - двинулась через Хайбер к Дакке и Джелалабаду; авганцы от Хайбера отступили без поражения. Курамская - 6000 человек, генерала Робертса, двинулась долиною реки Курама и 18 ноября 1878 года штурмовала Пейвар-Кутальский перевал. Штурм был неудачный, через два дня последовал новый штурм и Робертс овладел перевалом. Южная колонна Стюарта, в 11 тысяч человек, двинулась Боланским проходом. 26 декабря была стычка у Тахт-и-Пуля, 27 был занят Кандагар.

Авганская армия вдруг исчезла. Эмир Шир-Али-Хан, наш сторонник, оставил Кабул, удалился в Мазар-и-Шериф (исчезновение армии, удаление эмира в Авганский Туркестан очень характерны для манеры ведения войны авганцами; они говорят о глубокой склонности и привычке к партизанским действиям), а управление государством передал своему сыну Якуб-Хану. В Авганистане стоял полный хаос, и авганцы вели между собой бесконечные распри. Но вскоре авганцы опомнились и бросились на сообщения англичан. Тыл англичан пришел в полное расстройство. Неудачи в борьбе за сообщения заставили англичан бросить свои мечты о завоевании Авганистана, и они только старались обеспечить свою коммуникационную линию.

На их счастье, в феврале 1879 г. Шир-Али-Хан умер и Якуб стал государем. Новый эмир не понял трудного положения англичан и поторопился заключить с ними Гандамакский мир 15 мая 1879 года, по которому: 1) Авганистан уступил англичанам все проходы, ведущие из Индии; 2) сношения Авганистана должны вестись через английское правительство; 3) в Кабуле должен быть английский резидент и 4) эмиру ассигнована пенсия в 60 тысяч фунтов в год. Резидентом в Кабуле был назначен Каваньяри. Этот Гандамакский мир, правда, случайный, отмечает собой линию наивысших достижений Англии по отношению к Авганистану; позже ей пришлось довольствоваться более скромными уступками (Текст Гандамакского мирного договора желающие найдут в 1 выпуске "Англо-авганской распри" Л.Н.Соболева, стр.137-141. Характерно, что фанатики из англичан не были довольны даже этим мирным договором. См., напр., статью Роулинсона в "The Nineteenth Century" от 1879 г., в которой автор укоряет авторов договора за возвращение Авганистану Кандагара, что было сделано по договору, и вообще считает последний неполным и "не без пятен").

Народ был возмущен договором, и 3 сентября того же года майор Каваньяри и его конвой были убиты.

Пришлось начинать новую войну и итти на Кабул. Робертс наскоро собрал армию и двинулся на столицу Авганистана. На дороге в Куше явился к Робертсу Якуб-Хан, прося защиты и мира. Робертс принял его надменно, грубо третировал его и отправил в Индию; впоследствии его лишили престола.

Не доходя 15 верст до Кабула, Робертс встретил авганскую армию в количестве 7000 плохо вооруженной милиции. В сражении при Чар-Азиабе (по Курамской дороге) он разгромил их (у него было 5 тысяч) и занял 12 октября Кабул, где произвел такую дикую расправу над авганцами, что даже английский парламент содрогнулся (0 жестокостях Робертса, а, в частности, английских офицеров и солдат британские газеты в свое время были полны изумительных подробностей. Особенную тревогу вызвала статья известного юриста Гаррисона, помещенная в "Тhе Forthrightly Review" от 1879 г. под заглавием "Военное право в Кабуле". "Английская армия, - говорит в статье Гаррисон, - наиболее часто, чем какая-либо другая армия в свете, занимается вешаньем, расстреливанием или наказанием военнопленных"). Авганцев охватил горячий патриотизм и Робертсу вскоре пришлось спасаться в укрепленный лагерь под Ширпуром у Кабула. У Робертса было 10 тысяч человек, и к нему шли подкрепления: 12000 от Пешавера, 9000 по Кураму и 9000-ный отряд шел из Кандагара. Успехи англичан в битве под Газни в апреле 1880 года не успокоили страну, и англичане прямо не знали, как им разделаться с этой грязной историей. По счастью, Россия выпустила из своих пределов Абдурахман-Хана, внука Дост-Магомеда.

Он появился в Бадахшане, где жители Гиндукуша провозгласили его эмиром. Англия охотно его признала, и 24 июля 1880 года он был провозглашен эмиром в Кабуле. Робертс помог ему утвердиться, разбив противника Абдурахмана, Эюб-Хана, правителя Герата.

Затем был заключен в 1880 году новый Раваль-Пиндский договор, по которому Англия давала Авганистану субсидию и сохраняла за собой право политических отношений с Авганистаном, но отреклась от прежнего Гандамакского договора и отозвала свои гарнизоны.

Результаты и второй англо-авганской войны были крайне печальны. Англия по отношению к Авганистану не достигла каких-либо удовлетворительных результатов, несмотря на обилие принесенных человеческих жертв и миллионы потраченных рупий.

Но, повторяю, вторая война по своим целям скорее относится к первому периоду. Характерной же особенностью второго периода является систематическое стремление Англии приостановить наше наступательное движение в Азии. Для этого были все средства хороши. Типичными были: придирки ко всякому нашему боевому успеху, улавливание нас в дипломатической фальши и в данных обещаниях, создание рубежей, как преград для дальнейшего движения, устройство многочисленных разграничительных комиссий с непременным участием в них англичан, хотя дело касалось лишь нас и Авганистана, систематическая травля России в печати, и не только английской, усиленные рекогносцерство и шпионаж (У М.А.Терентьева приведены интересные примеры этих рекогносцировок и шпионажа, а также типы агентов. См.М.А.Терентьев "История завоевания Средней Азии", Спб., 1906. Том 1, стр. 118-120, 382. Том III, стр.139-142, 249) и т.п. Второй период тянулся тридцать лет и его внешняя картина была такова: Россия победоносно шла вперед, расширяла и укрепляла свои позиции оружием, имея много разумных и реальных причин для таковой активной политики; Англия, видя в каждом шаге России посягательство на Индию, нервничала и боролась средствами дипломатии, деньгами и интригой... довольно будет указать только наиболее крупные факты этого периода. Наши первые шаги в Средней Азии после перехода нами реки Сыр-Дарьи, взятие, например, Чимкента, вызвали в Англии тревогу и запрос британского правительства. Русское - в лице министра иностранных дел, князя Горчакова - с места в этих ответах (а такими ответами переполнен весь период) взяло тон уклончивый, чисто дипломатический, оправдывающийся, что было недостойно России, по существу бесполезно и ненужно, а для Азии неумно.

Чего можно было опасаться тогда со стороны Англии? Немногого. В Индии она еще так недавно овладела Пенджабом, т.е. только что подошла к среднему Инду, на севере она далеко еще не достигла Гиндукуша, поэтому Россия того времени в Азии была для британцев неуязвима, вполне гарантирована от непосредственных ударов Англии. Кого она могла поднять против нас? Никого. Персия была слишком слабый для нас соперник. В Авганистане Шир-Али-Шах тщетно старался укрепить свою власть и наладить хотя бы видимость порядка. Других наемников для боевых ударов не было. Конечно, Англия могла создать нам затруднения в Европе, что-то вроде второй Крымской войны, но для этого с нашей стороны было достаточно не создавать европейских поводов, что было не так уж трудно. Что же до наших средне-азиатских успехов, то они Европу не заинтересовали и были предметом тревог и зависти только для Азии. Наше министерство иностранных дел, видимо, упустило из вида эту большую и реальную данную и стало на дорогу самооправданий, подтасовок и объяснений. Передам наиболее крупные факты борьбы во втором периоде.

По поводу Чимкента и Туркестана (разумеется, город) Горчаков дал пояснение, что оно вызвано грабительским и предательским характером кочевников, живущих на границе России, что последняя достигла теперь нужных ей пределов, войдя в соприкосновение с более солидными и крупными государствами; "последние с достаточной географической точностью определяют предел, до которого мы должны были продвигаться и на котором мы должны остановиться".

Конечно, жизнь не оправдала этих дипломатических изворотов, и, как в свое время язвительно заметил Роулинсон, не успели высохнуть чернила, которыми был написан манифест (разумеется, заявление Горчакова от ноября 1864 г.), как Россия двинулась по Средней Азии дальше. Взят был Ташкент, за ним Ходжент, окружено было Кокандское ханство, и русские войска подошли к границам Бухары; вскоре затем был занят Самарканд, и лишенная воды Бухара сдалась на милость победителя. Последовал новый ряд запросов со стороны Англии, среди которых достойно упоминания предложение Кларендона в 1869 году, образовать из Авганистана нейтральную зону. Эта смешная мысль в свое время [доставила] много хлопот, и англичане ее сумели утилизировать (в свете все более и более осложнявшихся отношений между Россией и Англией). Князь Горчаков принял предложение Кларендона с большой охотой, при чем в своем ответе оговорился неосторожной фразой, что государь "считает Авганистан стоящим совершенно вне сферы влияния России". Эта историческая фраза наделала нам в свое время много хлопот, и англичане не [ее?] сумели утилизировать вкривь и вкось. Ее пришлось повторить тому же Горчакову в 1875 году, она была сказана еще раз Гирсом 2 октября 1883 года мистеру Кеннеди и т.д.

Что касается проекта Кларендона, то англо-индийское правительство поняло, что центральная власть хватила через край, что для Англии отказаться от влияния на Авганистан невозможно. Проект рассосался сам собою в процессе двухлетних дипломатических переписок, и Англия вновь вернулась к системе запросов и требований ответов. Мы имели малодушие и неразумие вновь отвечать, формулируя нашу мысль тем, что Россия не имеет более намерения продвигаться дальше на юг и считает расширение своей территории, как увеличение слабости".

Этот длительный и своим содержанием пустой диалог между двумя странами завершился соглашением 1873 года, по которому Россия согласилась признать Аму-Дарью от озера Зор-Куля до впадения в нее реки Кокчи северной границей Авганистана. Это соглашение является крупнейшим актом второго периода наших отношений с Англией. Оно представляет собою первую, осуществленную Англией попытку наметить определенный рубеж, за который не должна переходить Россия.

Но как ни первоклассна Аму-Дарья, как рубеж, она не захватывала своим течением всей границы нашей с Авганистаном. И естественно, скоро нашелся пролом, в который и стала прорываться наступательная энергия России. Этим проломом оказалось пространство между Зюльфагаром и Аму-Дарьей. Первая половина восьмидесятых годов прошлого столетия полна пререканий между Россией и Англией, касающихся этого участка. Англия оживила свои старые приемы: запрос, посылка агентов, газетная травля, политические памфлеты. Из Мерва был сделан "ключ" и к Герату, и к Авганистану, и чуть ли не к Индии... Но все это не остановило России, и в феврале 1884 года Мерв пал. После повторных настояний со стороны Великобритании было решено собрать в октябре англо-русскую разграничительную комиссию в Серахсе, также занятом Россией. Но вместо "randez-vous" последовал захват нами Пули-Хатума, пункта, которому англичане склонны были придавать нервно-преувеличенное значение. Начались обсуждения о "законности" наших действий перепиской между Петроградом и Лондоном, Кабулом и Калькуттой; наша дипломатия оправдывалась, а русские войска, продолжая свое дело, в 1885 году овладели Зюльфагаром и Ак-Рабатом и сделали движение в направлении на оазис Пендэ, имеющий действительную ценность.

Англия пережила минуты серьезных колебаний, был уже отдан приказ о "мобилизации двух армейских корпусов" (Так говорилось Абдуррахману на дурбаре в Раваль-Пинди; мудрый эмир едва ли был введен в заблуждение звучным словом "корпус"), отозван был Лемсден, председатель разграничительной комиссии с английской стороны, все говорили о войне. Англичане не довольствовались угрозами дипломатического характера. Они всячески подстрекали пограничные авганские войска к активному выступлению, обещая всяческое содействие. В одном случае, у Таш-Кепри, наглое поведение авганцев привело 30 марта 1885 года к боевому столкновению, в котором авганский отряд был разбит на-голову, а группа британских провокаторов постыдно бежала с поля сражения, оставив все свое имущество, включая и сапоги, которых второпях не успели надеть. Кушкинский эпизод (по нашей терминологии) возымел свое разумение влияние: комиссия собралась вновь и 12 ноября 1885 года был вбит первый пограничный столб, а в сентябре 1886 года комиссия кончила свои работы. Правда, не все было удачно в работах комиссии; поправки и дальнейшие обсуждения были перенесены в Петроград, где зимой 1887 года окончательно и была установлена северо-западная граница Авганистана с Россией, о которой я уже говорил раньше (Подробности о событиях и переговорах между Россией и Англией за 1872-1885 гг. можно найти в издании Министерства Иностр. дел. "Авганское разграничение (Delimitation Aphgane) СПб., 1886. 379).

Путем таких соглашений Англии удалось положить предел нашим наступлениям и нашей "угрозе" Индии, но ей скоро пришлось убедиться, что есть еще один путь, на котором она не поставила барьера; этим путем был Памир. Здесь нас попробовали остановить двумя способами: во-первых, науськивая Абдуррахмана на захват правобережных Вахана, Шугнана и Рушана, якобы раньше принадлежащих Бадахшану. Небольшие отряды авганцев перешли Пяндж и продвинулись на восток до пределов киргизского Памира, но жестоким разгромом авганского отряда у Соматаша на реке Аличуре 22 июня 1892 года и еще одним поражением у Бадахшанской границы дело было поправлено, а вместе с ним была возвращена англичанам и должна податливость. Вторым приемом была научная попытка, играя на "истинном верховье Аму-Дарьи", удержать нас гораздо севернее, чем это надлежало по соглашению 1873 г. Не так эта научная казуистика, как два хороших боевых урока, побудили англичан и на Памире прибегнуть к разграничительной комиссии, которая в 1896 году и установила существующую ныне пограничную линию.

Памирской разграничительной комиссией и кончается второй период, в течение которого Англия всеми способами хотела приостановить наше наступление и положить ему предел, а Россия, дипломатически оправдываясь и обороняясь, шла неудержимо вперед, применяя вооруженную силу.

Третий период средне-азиатских отношений России и Англии

Третий период средне-азиатских сношений Англии и России я отношу к последним двадцатым годам. В нем красной нитью проходит мысль о неизбежности столкновения с Россией и вместе с тем мысль о необходимости провидеть реальные возможности, из этой коллизии вытекающие. Старая мысль - достижение контроля над Авганистаном -бесповоротно брошена, так как ясно понято, что Авганистан сам по себе беден, слаб и бессилен, что влияние, достигнутое над ним, не сулит ничего определенного. Вторая мысль, руководившая вторым периодом, остановить Россию дипломатическими приемами и договорами, оказалась не реальной. Англия должна была в конце концов задуматься не над тем, как обеспечить Индию от приближения России, а как выйти победительницей из той средне-азиатской войны, которую она стала считать неизбежной. Что же заставило Англию извериться в силе договоров и мирных приемов остановить Россию? Причин было не мало. Я ограничусь пересчетом лишь некоторых.

Эта и другие причины заставили Англию посмотреть на средне-азиатскую проблему новыми и трезвыми глазами. Это новое понимание, проникающее последний период, сводится к тому, что война с Россией неминуема и надо думать, как к ней приготовиться и как ее вести. Авганистан в этой борьбе рассматривается только, как невольный плацдарм, на котором или могут разыграться боевые столкновения, или по которому русские войска пройдут почти беспрепятственно. Практический вопрос, вытекающий из этого нового политического credo Англии, сводится к тому, как оборонять Индию.

Всякая сторона может быть пассивной или активной, и соответственно этому у англичан за последние 30 лет идет борьба между сторонниками того и другого плана.

Сторонниками пассивной обороны считаются такие знатоки Авганистана, как лорд Робертс, лорд Лоренс, лорд Нэпир Магдальский, Мансфильд, лорд Чельмсфорд. Они говорят, что в Авганистане нельзя быть уверенным, что это - дикая и враждебная страна (сторонники пассивной обороны, - большею частью люди, побывавшие в Авганистане во время 2-й англо-авганской войны и озлобленные своими неудачами там. Поэтому верить искренно в союз с авганцами оне не могут, таким оптимизмом они не страдают, почему и стоят за оборону пассивную, т.е. на территории Индии), что с занятием его коммуникационная линия очень удлиняется, а средства и резервы удаляются.

Кроме того, по их доводам, северо-западная граница, т.е. местность между Индом и Кабул-Газни-Кандагар, очень сильна в смысле оборонительном, а местность у Кандагара и Кабула очень слаба в том же смысле. При вынесенной вперед обороне англо-индийская армия очутится впереди сложных дефиле, которые при неудаче могут способствовать ее поражению, а при удаче сильно затруднять коммуникацию, т.е. подвоз к армии.

Русским войскам придется до реки Инда пройти слишком большое расстояние, что потребует страшно много войск на сообщения, затруднит подвоз и сделает тыл их армии для авганцев легко уязвимым: следовательно, армия, которая подойдет к Инду, будет сильно ослаблена и обтрепана.

Эта партия требует развития сообщений вдоль северо-западной границы для быстрого сосредоточения сил в нужном и угрожаемом пункте. Кроме постройки самых серьезных укрепленных районов у Кветты и Пешавера, она же рекомендует обеспечить доступный для переправы участок реки Инда между Калабагом и Дери-Измаил-ханом и запереть долговременными укреплениями выход из долин рек Курама, Точи и Гомула.

Относительно обороны северной границы эта партия советует встретить русских при дебушировании их из гор, и поэтому не занимать выдвинутых позиций в Читрале и Гилзите, не строить к этим пунктам военных дорог, а предоставить самой местности остановить наступающего. Ядро армии должно быть у Лагор - Раваль-Пинди.

Критики пассивной обороны (в пределах Индии), защищая активную оборону, говорят, что оборона за Сулеймановым хребтом на линии Пешавер - Банну - Дера-Гази-Хан - Джакобабад дает возможность России занять Авганистан, утвердиться в нем, продолжить железную дорогу от Кушки на Герат и Кандагар, а также к Кабулу и таким образом устранить все трудности по продовольствию и сосредоточению войск. Оборонительная линия слишком длинна, и потому возможен прорыв ее русскими, раз в их руках будут находиться перевалы и проходы Авганистана, и, следовательно, их действия будут скрыты от глаз англичан. Таким образом неизвестность и разделение сил будут на стороне обороны, а инициатива действий, сосредоточенность войск и свобода демонстраций - на стороне русских.

Критики пассивной обороны Индии за Сулеймановым хребтом, но с выдвинутым флангом к Хаджи-Амранскому хребту (один из вариантов пассивной обороны) считают и этот план негодным: 1) оборона укреплений у Пешавера, Банну, Дера-Измаила, Суккура и Кветты приводит к пассивно-кордонной системе. Войска разбросаны, прикованы к отдельным пунктам и обречены на бездействие и слабость, что подрывает дух обороны; 2) положение английских войск на пишинской позиции сделается рискованным, когда русские займут большую часть Авганистана, так как они могут прорвать английские сообщения и обойти тыл.

В общем, подобный план обороны, по их мнению, отдает Авганистан в руки русских, завлекает Авганистан на сторону сильнейшего, а также дает возможность русским поднять против англичан все воинственные племена северо-западной Индии.

Покойный Китченер был сильный сторонник активной обороны, план которой был подробно разработан Мак-Грегором (Изложение идей Мак-Грегора можно найти в сборнике материалов по Азии. Выпуски ХХIII и ХХIV), Беллем (популярное изложение идей Белля было помещено в томе ХХХIV (N 154) Journal of the Royal United Institution под заглавием: "The defense of India and its Imperial Aspects". Перевод статьи можно найти в вып. ХVI "Сборника материалов по Азии". В основе статьи лежат два положения: 1) оборона Индии основана на обороне Авганистана и 2) границей Индии должен быть хребет Гиндукуш со всеми его западными отрогами, северными и западными склонами и другими. Они требуют прочного утверждения британского владычества над Авганистаном или, по крайней мере, распространения "цивилизующего" влияния Великобритании среди авганского населения, а затем требуют немедленно же настоять на проведении на авганской территории густой сети колесных и железных дорог. Вместе с тем оборона должна быть выдвинута, по их мнению, до самого Герата, а для операций здесь против русских придется действовать в тыл русским со стороны Хоросана. Оборона Кабула и Кандагара должна вестись впереди этих пунктов. Словом, Авганистан по отношению к Индии, - говорит Белль, - должен играть роль передовой фортификационной постройки или гласиса, употребляя излюбленное слово политических сочинений англичан. По-видимому, планы эти восторжествовали вполне, так как миссия Дэна в Кабуле руководствовалась вышеуказанными принципами, предполагая, между прочим, создать на реке Гильменде серьезную оборонительную линию. Во всяком случае, надо полагать, что в случае войны с нами англичане постараются захватить раньше нас линию Кабул - Кандагар (450 верст), что значительно укорачивает существующую линию Пешавер - Кандагар или Суккур (725 верст). Остановятся ли англичане на таком среднем решении или выдвинутся до линии Герата - это будет зависеть от многих комбинаций, но, главным образом, от энергии и удачи наших действий, а также от личности англо-индийского главнокомандующего, который должен верить если не в англо-индийские войска, то, по крайней мере, в себя, как выдающегося полководца.

В связи с этим новым течением средне-азиатской проблемы, конечно, лежит большой и старый вопрос о возможности русского похода на Индию. Без его надежного выявления остаются непонятными те два течения английской мысли, о которой я вам сказал, но коснуться этого большого вопроса я совершенно не могу за недостатком времени. Он принадлежит к той категории глубоких и сложных тем, по поверхности которых скользить было бы преступлением.

Последним политическим актом, устанавливающим взаимные отношения России и Англии касательно Авганистана, является конвенция 18 (31) августа 1907 года. Конвенцией этой Россия окончательно признала Авганистан находящимся вне сферы русского влияния и обязалась для всех своих политических сношений с ним пользоваться посредством британского правительства; она обязалась также не посылать никаких агентов в Авганистан.

В своей публичной лекции в Петрограде я в свое время подробно останавливался на этом акте, и желающие могут найти его в моей брошюре "Англо-русское соглашение 1907 года". Этот акт по его существу я отношу к второму периоду наших средне-азиатских сношений с Англией, не признаю за ним никакого удельного веса и могу допустить его разумность (для Англии) только лишь с точки зрения каких-то европейских, теперь после мировой войны понятных достижений...

В заключение своего политического очерка об Авганистане я должен сказать о последних моментах наших с ним сношений. Подчеркиваю две стороны дела. Во-первых, советская Россия беспрепятственно и, видимо, легко установила непосредственные сношения с Авганистаном, что раньше не давалось и на каковой акт старое правительство склонно было смотреть, как на casus belli. Оказалось, это было простым политическим миражем. Россия имеет теперь в Кабуле своего предствителя, посылала в Авганистан свое посольство, принимала в Москве авганскую миссию, имеет с Кабулом систематическую связь. Правда, Англия вела с Авганистаном войну, но, быстро ее выиграв, она ничего победой не приобрела и на сношения России с Авганистаном принуждена смотреть сквозь пальцы... Специалисты давно предвидели подобный исход, и не один раз говорили, что при сильном и решительном языке Англия, по существу, очень слабая в Средней Азии, всегда должна будет пойти на уступки.

Вторым и более существенным моментом является совершенно правильный взгляд советской России на средне-азиатскую проблему. Она видит в ней единственный или, по крайней мере, главный упор, чрез который можно разговаривать с Англией, рассчитывая на ее более искреннее внимание; в Индии она видит не только теоретическую "Ахиллесову пяту" английского могущества, но действительную уязвимую точку британского империализма. Я не знаю подробностей и целей, но, несомненно, советская Россия работает определенным образом в духе этого понимания. С ним я, давно проводивший эти идеи, не могу не согласиться. Я могу разойтись, как специалист, в некоторых технических способах и расчетах, и проектированная посылка, например, по Памиру конного отряда, о чем я слышал, едва ли снискала бы мое одобрение, но это детали, а порой даже и мелочи. Основная идея остается правильной и она должна дать искомые политические плоды. Я много раз говорил в жизни, что Индия является самой дорогой, но и самой уязвимой ценностью Англии. Если вы хотите ниспровергнуть господствующего над миром властителя или, как иногда говорят, мирового аристократа, то бейте по Индии; если вы хотите подорвать капиталистическую над миром тиранию Англии - бейте ее по Индии.